Тихомиров Б. А. Проблематика «сакрального центра»

0

Тихомиров Б. А.  Проблематика «сакрального центра» в Библии: перспективы Ветхого и Нового Завета

При всех различиях в исследовательских подходах, методах, задачах религиоведения и богословия вряд ли серьезным будет отказывать этим дисциплинам в широких полях соприкосновения. Очевидно, есть области для возможного и плодотворного сотрудничества. В качестве таковой нужно признать разработку концепции «священного» Р. Отто, проведенную на основе богословского, философского и религиоведческого анализа, получившую практически всеобщее признание и ставшую осно­вополагающей в религиоведческих исследованиях на Западе в ХХ столетии1. Понимание «священного», предложенное Р. Отто, позволило по-новому взглянуть и на многие религиозные феномены, проследить связи между ними. Сюда относится, в частности, представление «священного, сакрального центра» как доминантной точки в топографии «сакрального пространства», одного из основополагающих ориентиров в системе религиозного мировосприятия. Примерно такое содержание вкладывает в него М. Элиаде, один из его разработчиков2. Это одна из важнейших религиозных ценностей, уникальное место единения небесного и земного, «центр мира», соединяющая миры «ось мироздания», «мост между небом и землей», «пуп земли», вожделенный объект для адепта…

В статье делается попытка обнаружения и раскрытия реалий «сакрального центра» в материалах Ветхого и Нового Завета. Отдельное внимание уделено преемственности и различию двух частей христианской Библии во взгляде на это представление и его реализацию. Это и пример того, что может дать богословию, именно библейскому богословию, концепция, разработанная в рамках религиоведения.

Реалии «сакрального центра» легко обнаруживаются в двух важнейших составляющих системы религиозного мировосприятия Ветхого Завета: истории и ритуале. По самой своей сути библейская история есть священная история, временнόе пространство, где разворачивается мистерия Бого-человеческих отношений, формируется основополагающий компонент библейского религиозного сознания — его историческая целеустремленность, вера в то, что Бог является активным деятелем истории, в Его промысл об Израиле, шире, обо всем человеческом роде. Второе — область богослужения, как сакраментальная, сакральная по преимуществу.

Историческая тематика является безусловной доминантой библейского текста, ее значимость трудно переоценить. Являясь связующим, цементирующим звеном трех частей дохристианской части Священного Писания: Закона/Тора, Пророков/Невиим, Писаний/Кетувим, она занимает значительный текстовой объем. Исторический цикл в Ветхом Завете освещает более чем тысячелетнюю историю Израиля3. Это самые разные события из разных эпох. Тем не менее, всех их объединяет общность места, вокруг которого все совершается и к которому все устремлено. Дей­ствительно, весь ход библейской истории связан с определенным регионом — Ханааном, страной, обещанной Аврааму в обетованиях Завета (Быт. 15:18–21; 17:8 и др.) и исполнившихся при ее завоевании Иисусом Навином. Однако вряд ли история завоевания каким-либо народом территории для проживания может претендовать на нечто большее, чем стать заурядным эпизодом в общечеловеческой истории. Понять пафос библейской истории позволяют два ее неизменных аспекта: это предназначение и миссия Израиля, практическое исполнение которых выступает ее главным двигателем, и уникальность места, где Израилю предначертано пребывать.

Израиль призван стать «народом святым», быть носителем Божественной святости среди остальных народов земли (Исх. 19:5–6; Лев. 11:44–45; 19:2; 20:7, 22–26; Втор. 7:6; 14:21). В Ветхом Завете «святость» — это качество, в собственном значении присущее исключительно Богу, свойство самого Бога, выражающее Его инаковость миру, твари и Его совершенство (евр. qôdeš, «святость», — букв. «отделенный», «разделенный», «чистый», «ясный»), собственно, сама Его Божественность. Призыв стать «народом святым» означает самое тесное приобщение Божественному, единение с Божеством. Именно в этом суть ветхозаветного Израиля. Израиль не только народ, но «общество Господне» (евр. qāhāl или ̒ădat yhwh — Числ. 20:4; 27:17; 31:16; Втор. 23:2, 3, 4 и др.), религиозная община, объединение по религиозному принципу. В текстах Пятикнижия определяется как концепция предназначения Израиля, так и пути его достижения. Высокое призвание должно реализоваться служением при переносном святилище, Скинии. Скиния выступает формообразующим центром, через который осуществляется освящение всех сторон жизнедеятельности общины Израиля. Вокруг него группируется стан двенадцати колен (Числ. 2), здесь средоточие ритуального служения общины. Само устройство Скинии отвечает концепции «святого» как «отделенного-выделенного» — это последовательный ряд изолированных друг от друга пространств, являющих иерархию ступеней святости по нисхождению от Божественного, Святого, к народу: от «Святое святых», собственно местопребывания Славы Господней, места средоточия Божественной святости, освящается «Святилище», далее — двор Скинии, за ним — вся община (Исх. 25:1–31:18; 35:1–40:38; Числ. 2). По степени доступа-допуска к «святому» создается иерархия израильского общества: первосвященник — священники — левиты — народ. Собственно, образуется «центр», вокруг которого формируется (или который формирует) свой микрокосм.

Однако создание этой по сути идеальной модели, в которую органично вписан Израиль, еще не решает всех его жизненных задач. Ему лишь предстоит занять свое место в пространстве мироздания. Скиния — это не только сакральный центр, но обязательное условие успешности осуществления Израилем своего религиозного предназначения, а также отправная точка пути, географической целью которого будет территория Ханаана. Все должно совершиться в отведенный исторический срок и в указанном регионе. При этом Пятикнижие предполагает не произвольное, но вполне определенное место на данной территории, где заявленная его ритуальным законодательством модель служения только и может быть реализована (Втор. 12:5, 11, 13–14). Два события из истории Авраама могут рассматриваться как целеуказания. Это благословение, данное Аврааму Мелхиседеком (Быт. 14:18–20), царем Салима, в традиции иудейского толкования — Иерусалима (см. Пс. 75:3), и жертвоприношение Авраамом Исаака на горе Мориа (Быт. 22:1–14), которая отож­дествляется в библейском тексте с храмовой горой (Быт. 22:14; 2 Пар. 3:1). Средоточием обоих повествований являются сакральные акты — благословение и жертвоприношение, в результате которых совершается освящение. Его сподобляется Авраам, принимая благословение Мелхиседека, «священника Бога Всевышнего, Владыки неба и земли». Событие, описанное в 22 главе, представляет собой посвящение-освящение Исаака, а также места, на котором оно совершается. С другой стороны — и здесь нет противоречия — жертвоприношение совершается на особом, святом месте, указанном Аврааму и узнанном им (22:1, 9, 13). И это указатель Израилю.

Таким образом, уже в повествовании об Аврааме декларируется особая религиозная значимость Иерусалима и Сиона как места средоточия Божественной святости, а значит, и цели священной истории. То место, о котором сказано Израилю: «Берегись приносить всесожжения твои на всяком месте, которое ты увидишь; но на том только месте, которое изберет Господь, в одном из колен твоих, приноси всесожжения твои, и делай все, что заповедаю тебе» (Втор. 12:13–14). Иерусалим — это святой город. Здесь строится Храм и только здесь он может быть построен. Только здесь возможно совершение жертвоприношений. Здесь — центр религиозного служения Израиля. Овладение Ханааном — это вступление в наследование «святого» по праву «святого народа». Пространство истории и пространство сакрального пересекаются. Определенная цель священной истории достигнута. Израиль обретает то, к чему он был призван и к чему стремился. Господь пребывает с ним. Здесь на Сионе, в Храме явлено присутствие Святого, это центр, от которого последовательно, поступенно освящаются: Иерусалим, земля Израиля, народ. По сути это репрезентация заявленного моделью Скинии «сакрального центра». С другой стороны, переносное святилище, Скиния, где Господь пребывал со Своим народом во время странствований к Земле обетованной, обретает должное ему место.

Вся священная история Ветхого Завета разворачивается как драма вокруг Храма и Иерусалима. Это вожделенная цель, заявленная в начале исторического пути Израиля. Утверждение исключительности статуса Иерусалимского святилища предстает предметом мучительной и упорной борьбы, когда, казалось бы, эта цель достигнута — одной из основных причин злоключений Израиля как Десятиколенного царства, так и Иудеи становится отступничество от требования единства святилища (4 Цар. 17:21–22; 21:1–15), и даже решительная борьба за его утверждение, инициированная реформами царей Езекии и Иосии, уже не в силах изменить ситуацию. Неимоверные усилия затрачиваются общиной послепленного иудейства, чтобы вернуть Иерусалим и Храм после их потери.

Сравнение религиозных ситуаций Ветхого и Нового Завета, с одной стороны, демонстрирует преемственность основных религиозных ценностей, с другой, говорит об их существенной трансформации. Такое положение в полной мере характерно для реалий, с которыми связано представление «сакрального центра». Определенно евангельская история разворачивается вокруг Иерусалима. Для новозаветной истории это так же принципиально, как и для ветхозаветной. С очевидностью делается акцент на преемственности: Египет — начало пути; Иерусалим — цель пути Господа, где все должно произойти. Действительно, в Иерусалиме совершаются главные религиозные события Нового Завета: крестная казнь Господа и Его Воскресение, здесь зарождается Церковь. Он, безусловно, предстает центром евангельской истории. Логично было бы предполагать преемственность и в отношении статуса Иерусалима как святого города, что именно таковым он должен предстать в Новом Завете. Ведь в Иерусалиме происходит событие исключительной, величайшей сакральной значимости — жертвоприношение Сына Отцом! Преемственность здесь очевидна: традиция церковной экзегезы соотносит крестную жертву Сына Божиего с жертвоприношением Авраама, рассматривая ее ветхозаветным прототипом главного сакрального действа Нового Завета. Казалось бы, значение Иерусалима как сакрального центра в христианстве не только должно сохраниться, но и бесконечно возрасти. Однако с Иерусалимом в новозаветную эпоху происходит сложная метаморфоза. В беседе с самарянкой Господь прямо заявляет, что Иерусалим перестает быть единственным, уникальным местом служения Богу (Ин. 4:21–24). Давний спор иудеев и самарян об истинной горе служения, то есть об истинном сакральном центре и обладании им, снимается самым радикальным образом — ни гора Сион, ни гора Гаризим. Приобщение к святому уже никак не обусловлено конкретикой места. Таинство Нового Завета вершится как кардинальное обновление творения. Ни гора, ни город, ни отдельная земля, но весь мир, все творение, все мироздание теперь исполнено Божиего присутствия. Исключительность Иерусалима, Сиона снята — он выполнил свою миссию. Разорванная завеса в Храме (Мф. 27:51) — зримый образ новой реальности. «Священное» больше не является «отделенным», но все исполняется «совершенства». Эта принципиально новая религиозная ситуация предельно емко отражена в образах, к которым обращается Откровение святого Иоанна Богослова. В 21–22 главах «Небесный Иерусалим» — это символ восстановленного Богом творения в его полноте и совершенстве, возвращенный Эдем, вход в который теперь открыт. «Святой Иерусалим» здесь — именно совокупность нового творения, которое все свято, свято жертвой Агнца и непосредственным присутствием, вездеприсутствием «Господа Бога Вседержителя». Весь мир теперь — Храм этого нового творения. И к этой величайшей святыне приобщены все спасаемые народы. «Сакрального центра», как он представлен в Ветхом Завете, больше нет — его границы расширяются до границ всего творения. Перспектива кардинально меняется. «Центр» теперь не вовне, но все в нем. Происходит возвращение к той ситуации, в которой находился Адам до изгнания из Эдема (Быт. 2). Это новое, сакральное пространство, где теперь пребывают все народы, освященные жертвой Агнца. «Небесный Иерусалим» не предполагает географической конкретики, он никак не связан с местом, символизируя целокупность творения и его совершенство. Уже нет истории — новое бытие в Апокалипсисе представлено в перспективе эсхатологического свершения.

Новый Завет, однако, оказывается в двойственном положении к истории. Событие Христа, казалось бы, не оставляет истории шансов. Тем не менее, история не снята, и это такой же факт, как факт осуществившейся эсхатологии. Разрешение этой очевидно двойственной ситуации представлено в книге Деяний. Деяния пишутся именно как исторический труд. Священная история, начавшаяся в Ветхом Завете, получает продолжение в Новом. Но какова тогда ее цель, какое положение в ней отведено понятию «сакрального центра» и как это согласуется с событием Христа? Деяния дают следующий ответ. Священная история в книге Деяний — это история Церкви, Церкви, пребывающей в мире и призывающей народы войти в Царствие Божие, двери в которое теперь открыты. У этой истории, таким образом, есть цель — миссия, которая единственно историю оправдывает. В этой истории указываются и вполне определенные пространственные ориентиры. Все начинается в Иерусалиме, где зарождается Церковь, обретается первая община святых. Однако очень скоро и Иерусалим, и первоапостольская община перестают занимать внимание читателя. Композиция книги в этом отношении достаточно красноречива: Иерусалимской общине отводится 7 глав из 28. Весьма лаконично говорится о ее лидере апостоле Иакове, брате Господнем. Как бы в тень уходят и фигуры остальных апостолов. Основное внимание переключается на апостола Павла и его деятельность по созданию общин из бывших язычников. По существу, автор заявляет ее магистральной линией и главной задачей Церкви. При этом путешествия апостола Павла выявляют отчетливую цель его миссионерских устремлений. Это Рим! Каждое из путешествий апостола Павла представляет все дальше и дальше разворачивающуюся на Запад дугу. Собственно, они демонстрируют четко ориентированный вектор: Иерусалим — Рим. О Риме как цели своей миссионерской деятельности апостол Павел высказывается прямо (Деян. 19:21; 23:11; Рим. 1:10–13; 15:23). Од­нако Рим никак нельзя рассматривать заменой Иерусалиму, переносить на него значение сакрального центра. Для Деяний сакральный центр в том значении, как он фигурирует в Ветхом Завете, — это снятый с повестки дня вопрос. Рим важен прежде всего как столица империи, центр экумены, важен теми возможностями, которые он представляет для христианской миссии, — свидетельствовать миру о Христе Воскресшем. Он не несет никакой сакральной нагрузки. Это образ всего языческого мира, который предстоит преобразовать христианству, он — цель миссии и ее символ. В этом отношении «Рим» — это общий символ преображаемого Христом мира, такой же, каким «Иерусалим» представлен в Откровении святого Иоанна. Та исключительная святость, которой обладал Иерусалим в Ветхом Завете, становится достоянием всего мира.


1 Отто Р. Священное. Об иррациональном в идее божественного и его соотношении с рациональным. СПб., 2008.

2 Элиаде М. Космос и история. М., 1987; Он же. Священное и мирское. М., 1994; Он же. Очерки сравнительного религиоведения. М., 1999; и др.

3 В статье библейский исторический материал принципиально рассматривается согласно представленной в Библии последовательности, поскольку именно в концепции священной истории находят выражение обсуждаемые религиозные реалии. Исследования ставимых вопросов через реконструируемую фактическую историю Древнего Израиля не представляются плодотворными, так как не смогут существенно повлиять на окончательный результат, но при этом значительно усложнят анализ.