Посадский А. В. Русский вопрос: Россия как нация и цивилизация в условиях идеологических вызовов современности — 2

0

Данный текст является продолжением работы Посадского А. В. Русский вопрос: Россия как нация и цивилизация в условиях идеологических вызовов современности // Метапарадигма. Вып. 8. 2016.

14. Россия как народно-историческое
и нравственно-правовое государство-цивилизация

Отечественное славянофильство справедливо рассматривало российскую историю в ракурсе органического взаимодействия Земли и Государства. Дела Земли — строительство общественной жизни, осуществляющееся в органической связи с народным духовным ростом. Имеется в виду жизнь нравственно-общественная, основанная на свободе духовного творчества. Дела Земли глубоко связаны с широким развитием самоуправления. Соучастие в них подразумевает созидательную работу наравне со всеми, восприятие человеком себя как свободного творца, обладающего равным достоинством с другими.

Следуя славянофилам, российское государство в своей деятельности опиралось на общественное мнение народа. Его сила заключалась в следовании голосу народа, народном доверии. Будучи олицетворенной волей народа, оно проявляло себя служебным началом. Выражая его волю, оно вело народ по избранному им же пути. Его работа обусловлена ценностными началами народного организма. Прислушиваясь к голосу народа, угадывая его потребности, государство выступало проводником его жизненных принципов.

Славянофильский идеал гражданского общежития — союз людей, основанный на нравственном начале, управляемый внутренним законом. Мирская соборность общественной жизни творится духовными силами народа, формируется исходя из требований законов духовно-нравственных. Подобный идеал был осуществлен в отечественной истории. Российское общество выступало носителем представлений о духовности и нравственности. Именно опираясь на них, государство формировало внешние юридические нормы, правовой порядок. Организация внешнего закона, положительный закон государства зиждился на внутренней правде Земли. Ценностно-консолидированное общество, пронизанная солидарностью и патриотизмом Земля являлась подлинной опорой государственного развития. Внутренняя правда Земли была основанием внешней государственной правды. Дела Земли органически перерастали в государственные. Общественные союзы Земли и Государство оказывались не только неслиянны, но и нераздельны. Глубинное соработничество Земли и Государства сделалось коренным явлением российского цивилизационного процесса.

Когда славянофилы утверждали, что российское государство немыслимо без общества как своей непосредственной основы, поскольку именно из его ценностного мира оно черпает стратегии развития, то, конечно, ими имелась в виду определенная модель гражданской жизни. Не эгоистические ценностно-индифферентные союзы, а созидательно настроенные солидарные духовные общности, вырастающие из истинного патриотизма и традиционных ценностей, способствующие нравственному обогащению личности, озабоченные сохранением социального мира, исторически выступали опорными составляющими российской государственности. Речь идет об обществе духовно ответственных граждан, обладающих моральным долгом и разделяющих принципы этики служения.

В нашей стране общественная жизнь исторически формировалась под определяющим воздействием ценностного фактора, на основании высоких нравственных принципов, патриотизма и солидарности. Обладая ярко выраженной ценностной составляющей, общественные силы притязали на то, чтобы быть хранителями и выразителями цивилизационной идентичности. Своеобразная черта развития России состояла в том, что общественные силы брали на себя обществосберегающие и государствосберегающие функции в целом. Глубоко ощущая свою ответственность за судьбу Родины, они воспринимали себя в качестве опоры государства. Общественные силы могли нести государственные функции, были способны органически реализовывать задачи государственного управления, что означало наличие вовлеченного общества. Речь идет об обществе, ответственно вовлеченном в созидание государственно-цивилизационной общности, осознающем единство общественных и государственных задач, активно участвующем в творении единого цивилизационного пространства.

Несомненно, жизнестойкость многонародной и многоконфессиональной России как целостного государственно-цивилизационного образования обусловлена устойчивым общественно-государственным соработничеством. Своеобразие общественно-государственной жизни в России заключается в тесном и интенсивном взаимодействии общества с государством, высокой степени общественно-государственной консолидации. Так, до революции страна была покрыта плотной сетью гражданских ассоциаций, которые оказывали поддержку работе государственного аппарата, интенсивно сотрудничали с властью. Совершенно верно определяли подобную модель общественно-государственных отношений теоретики российского консерватизма, используя понятие «сочетанного управления». Такое управление означает, что между государством и общественными силами осуществляется синергетическое взаимодействие, стратегическая кооперация, когда свободные гражданские инициативы, творчество снизу гармонично восполняется и подхватывается творческой работой сверху, поддерживается государственной мощью, обеспечивая единство и непрерывность развития цивилизационного организма в целом.

Российская архитектура взаимоотношений власти и общества предполагает созидание общественно-государственного бытия в качестве единого комплекса. Непрерывно взаимодействуя с общественными силами, государство исторически росло по мере их укрепления. Посредством теснейшей кооперации государства и общества Россия строилась как всенародное государство-цивилизация. Будучи историческим покровом и домом народа, хранителем и выразителем исторически вызревших цивилизационных начал его жизни, российское государство может быть охарактеризовано как народно-историческое.

Славянофилы верно увидели специфику развития России в стремлении государства возводить предписания нравственности в степень положительного закона, формировать юридические начала при опоре на духовно-нравственные принципы народной жизни, рассматривать внутреннюю правду Земли источником внешней государственной правды. В этой связи российское государство со всем основанием может быть охарактеризовано как государство нравственное, так как оно выступает выразителем высшего нравственного порядка народной жизни, зиждется на нравственных приоритетах народного правосознания. Речь идет о нравственно-правовом государстве, в котором правовое регулирование органически вытекает из нравственного права, правовая регламентация человеческих отношений обнаруживает свою зависимость от нравственного порядка общественной жизни как общего блага.

Акцентирование славянофилами разницы закона нравственного и закона формально-юридического было призвано показать, что духовно-нравственные принципы, никоим образом не исключая права, имеют бесконечно большую глубину. Важно отметить, для славянофильства характерно отвержение духа юридического формализма, неприятие отвлеченного права, внутренне оторванного от нравственных корней. Его представители были убеждены, что отчуждение права от целостной духовной жизни порождает соблазн абстрактного юридизма, «религию права», которая может обернуться коллизией права и духовности. Отводя принципу права достойное, но подчиненное место в иерархии ценностей, славянофилы, несомненно, предвидели опасность правотворчества, отчужденного от духовно-нравственных корней. Подчеркивая, что внешняя юридическая форма вполне не исчерпывает истины и справедливости, что правовой порядок питается нравами, они были обеспокоены возможной утратой высших ценностных санкций государственной жизни, возможной духовной беспочвенностью государственного бытия. Они критически воспринимали отношение к государству и праву как к цели, когда принципы власти и права выпадают из контекста более глубоких духовно-нравственных начал.

Славянофилы, несомненно, предвидели опасность распространения оторванной от духовно-нравственных корней формальной правовой демократии. Идеи мыслителей чрезвычайно актуальны в наше время, так как сегодня в России постмодернистскими и неолиберальными идеологами проект духовно беспочвенного правового государства выдвигается как альтернативный цивилизационному.

В XXI веке благодаря работе неолиберальных и постмодернистских социальных технологов осуществляется экспансия неклассических моделей гражданского общества. В данном случае ассоциации гражданского общества полагают свое развитие в непрестанном конфликте с государством, следующем общему благу. Они противопоставляют себя традиционным формам и стилям жизни, жестко оппонируя классическим картинам человека, утверждающим общественную и нравственную сущность личности. Обращение к российскому опыту цивилизационного строительства позволяет преодолеть такую модель гражданского общества, когда его представители видят себя независимыми от общего блага, истории и морали, культурных практик и традиций. Обращение к российскому опыту позволяет отстоять классическое видение гражданских ассоциаций, означающее, что они возводятся людьми, разделяющими классическую этику добродетелей и укорененными в традициях, являются ценностно-интегрированными формами жизни народа, объединенными представлениями об общем благе. Важно отметить и другое. Именно гражданские ассоциации, ответственные за судьбу страны, выражающие ее ценности, органически связанные с ее прошлым и в силу этого устремленные в будущее, в состоянии остановить разрушительную колонизацию социальных тканей государством, зараженным постмодернистской идеологией. Утратившее представление о солидарности государство делается способным к подрыву социального и культурного единства народа. Оно превращается в проводника репрессивной политики по отношению к фундаментальным социальным связям, демонстрирует возможность тоталитарной интервенции в жизненный мир личности, чему может воспрепятствовать ответственное гражданское общество.

15. Вселенскость российского цивилизационного процесса

Известный американский теоретик цивилизационного подхода Р. У. Вескот2 верно отмечал, что история России, включающая историю Европы и Азии, представляет собой историю такой цивилизации, которая ассоциируется с процессами глобализации. История России предстает как глобальная история.

Действительно, модель глобализации заложена в само основание российского цивилизационного процесса. Россия формировалась как русская многонародная и многоконфессиональная страна, сложное целостное глобальное многонародно-многоконфессиональное цивилизационное образование.

Несомненно, вселенскость цивилизационного процесса во многом обусловлена тем, что Россия творчески продолжила византийские традиции. Византия, христианизировав эллинизм, творчески соединив христианские ценности с культурой греко-римского мира и эллинистического Востока, предложила универсальную цивилизационно-культурную парадигму. Византия не знала эксплуатируемой периферии. Эллинизация славянского мира Византией способствовала укреплению славянских национальных начал, обернулась национальным самоопределением народов славянского мира. С падением Византии Россия перенимает ее глобальную инициативу.

Формирование русской культуры как миростроительной определяется во многом именно ее греко-византийскими истоками. Русский язык сыграл ту же роль, что и койне, связывая Восток и Запад на глобальном евразийском пространстве. Русская культура, как и греческая, выступила собирателем великого цивилизационного пространства Евразии.

Греческий логос не только оформил греков как народ, но и описал наиболее глубинную структуру бытия, закономерности мироздания. Им было осуществлено преображение социального пространства в социокультурный космос. Он породил европейскую культуру и во многом определил развитие мировой. Несомненно, греческий логос был преображен Логосом христианским. Вселенско-преображающее значение имело и русское слово.

Историческое творчество русских, как и греков, обладает вселенским измерением. У обоих народов национальное самосознание неотделимо от мироустроительной идеи. Русских и греков можно назвать глобальными народами — народами с глобальным миростроительным сознанием.

Русский народ создал целостную культуру. Это подлинно вселенская культура, дающая ответы на фундаментальные вопросы человеческого бытия. Подвиг построения целостной культуры, имеющей всемирное значение, есть осуществление дара всечеловечности. Через изумительные творческие достижения русский народ доказал, что он вселенский и всечеловеческий по своему духу. Русская культура воплотила в жизнь всеобъемлющий синтез воссоединения социокультурного космоса. Она — объединительная культура, соединяющая духовный мир человека в органическое духовное целое, преобразующе соединяющая личности и мироздание.

Выдающийся отечественный мыслитель К. Н. Леонтьев когда-то проникновенно указал на всемирный дух России. Творчески впитав идеалы и ценности экуменического Византийского Просвещения, многонародная и многоконфессиональная Россия восприняла себя призванной к духовно-преображающему возделыванию мироздания, к огромной исторической работе, имеющей целью созидание целостного цивилизационного космоса, к осуществлению всеобъемлющего цивилизационного синтеза. Российское цивилизационное самосознание оформилось исходя из всемирно-исторических задач, духа вселенскости и тяготения к свободному универсализму. Территориальная обширность, многонациональность и многоконфессиональность, культурная полифоничность, институциональная сложность свидетельствуют о подлинном универсализме российского цивилизационного процесса.

Далее мы попытаемся проанализировать ряд концепций отечественных мыслителей XX–XXI столетий, имеющих отношение к намеченной теме.

1. Национально-русское как духовно-вселенское

Лев Платонович Карсавин — выдающийся историк, философ, один из глубочайших ученых и мыслителей XX столетия. В своих многочисленных трудах («А. С. Хомяков», «Достоевский и католичество», «Восток, Запад и русская идея», «Путь православия», «О сущности православия», «Европа и Евразия» и др.) он раскрывает свое понимание русской культуры. В его видении она глубочайшим образом укоренена в православной традиции, имеет православные духовные основы. Ее корень и душа — в православии. Восприятие человеческой жизни в неразрывной связи с жизнью других персон и бытием всего мира, возвышенное устремление к абсолютному, стремление к духовному преображению космоса и обретению персональной целостности — эти базовые ценностные линии русской культуры выводимы из ее православных истоков.

Следуя Л. П. Карсавину, православие живет вселенской идеей творческого раскрытия каждой церковью самобытного духовного содержания. При этом собственный духовный труд восполняется трудом других. Осуществление своих дарований сочетается с созидательным преломлением и претворением духовных достижений других православных церквей. Это и есть вселенская идея соборности, православный путь вселенского соборного делания, соработничества, когда духовные усилия одних восполняются творческими устремлениями других.

Вселенско-православная идея с наибольшей полнотой была выражена сначала восточными церквями, позднее церковью византийской, а затем русской. Русская Церковь, являясь национальной, во всей полноте воплощает вселенскую православную идею. В связи с этим делается понятным заявление Л. П. Карсавина о том, что Православная Церковь есть по преимуществу Церковь Русская, ибо Русская Церковь живет совершенной вселенской жизнью.

Следуя мыслителю, православная традиция направлена на целостное преображение культурной жизни. Культурная проекция вселенско-православной идеи подразумевает раскрытие собственных культурных дарований при их творческом восполнении другими культурными мирами. Понятия и язык русской культуры обладают подлинно вселенским измерением, поскольку культурная проекция вселенско-православной идеи целостно осуществлена культурой русской. Русская культура актуализирует вселенское в особом, русском аспекте. Обладая жертвенной самоотдачей, она способна воспринимать в себя самобытные культурные начала и возносить их в соборное всечеловеческое единство. Русская культура наиболее полно раскрывает универсальную ценность всечеловеческого духовного единения. Эта ценность глубоко собственно русская и в то же время общезначимая, всечеловеческая. Перед нами русский национально-всечеловеческий идеал.

Итак, с позиции мыслителя, в универсализме русского культурного сознания национальное свободно раскрывается как духовно-вселенское. Оно глубочайшим образом выражает идею соборного преображения бытия при сохранении всего своеобразного и уникального. При этом мир русской культуры противостоит разрушительному растворению всего духовно-неповторимого в обезличенном. Он противостоит энтропийным процессам, вызванным распространением национального эгоизма, духовного разъединения, отрицанием национального.

2. Россия как Европа, осложненная Азией

П. Н. Милюков — известный отечественный общественно-политический деятель и ученый. В своих знаменитых «Очерках по истории русской культуры» он подчеркивает зависимость собственной концепции отечественного исторического процесса от идей Н. Я. Данилевского. Отодвигая на второй план точку зрения всемирной истории, П. Н. Милюков выделяет национальный организм в качестве единицы научного исследования.

Подчеркивая влияние на ход собственных мыслей теории культурно-исторических типов автора «России и Европы», ученый выдвигает тезис о своеобразных формах исторического движения национального организма. Национальное развитие содержит индивидуальные и неповторимые черты. Ученый констатирует необходимость изучения национальной истории как особого целого.

П. Н. Милюков не следует за Н. Я. Данилевским до конца. В отличие от автора «России и Европы», он категорически утверждает, что научная социология не должна отождествлять отдельные национальные организмы с неизменными и неподвижными культурными формами. Исследуя развитие национального организма, возможно обнаружить черты, уподобляющие его другим. Целесообразно выделить общие черты целостных национальных образований, описать их взаимную зависимость. Милюков обосновывает возможность сравнения культурных типов. Мысль Данилевского о принципиальной непередаваемости начал одного культурно-исторического типа другим подвергается им критике. Вопреки Данилевскому, национальные организмы тесно взаимодействуют и влияют друг на друга. Фактор влияния способствует проявлению самодеятельности народа, ибо национальная история всегда творится его внутренними силами.

Освободив культурно-историческую монадологию Н. Я. Данилевского от партикуляризма, наделив цивилизационные монады «окнами», П. Н. Милюков описывает на базе ее принципов культурную историю Европы. Европа — целостный культурный мир. Тем не менее, европеизм — многоликая культурная форма. Европа едина, и в то же время европ много. Европа содержит в себе несколько культур-цивилизаций (надо сказать, П. Н. Милюков старательно избегает традиции противопоставления этих терминов).

Европейский универсум исторически осуществляет себя в ряде своеобразных, динамично развивающихся, взаимовлияющих организмов. Европейское жизнестроительное пространство вбирает в себя своеобразные цивилизационные европеизмы. Среди них — Русская цивилизация.

Итак, Русская цивилизация — европейская. Она развивается в общеевропейских линиях, развивается своеобразно в пределах европейской семьи народов. Данный процесс осуществляется не благодаря внешнему заимствованию западных форм. Он обусловлен всем ходом внутреннего формирования, параллельного западному. С позиции П. Н. Милюкова, Русская цивилизация формировалась параллельно с Западной Европой уже на самых ранних этапах, закладывающих основы национального характера. Европеизм — собственная стихия русской жизни. Русская цивилизация обладает европейским характером даже на территории Сибири. Европейской она стала через принятие христианства (не без влияния славянофилов для автора «Очерков…» культура коренится в религии), победу над азиатской степью, образование европеизированного образованного класса. В ее месторазвитии даны общие Европе элементы. Анализируя природные условия становления Русской цивилизации, ученый указал на то, что Центральная Россия связывает Россию с Западом как географически, так и исторически. Районы же, которые ближе к Азии, исторически связаны с Центром. И географически, и культурно Россия связана с Европой.

В то же время Россия представляет собой Европу, осложненную Азией. Византийские и норманнские влияния в России сочетались с восточными. Если следовать логике ученого, то и европеизм, и евразианизм выступают неотъемлемыми компонентами отечественной истории. При этом евразианизм теснейшим образом переплетается с европеизмом. Так, европеизм Русской цивилизации вызвал ее продвижение на евразийские пространства. Самобытный европейский духовный уклад определяет евразийский вектор ее движения. Фактически речь идет о видении России как глобального цивилизационного пространства, где осуществлялось сложное сочетание азиатских и европейских культурных начал.

3. Российское воссоединение Евразии как цивилизационный синтез

Антон Владимирович Карташев (отечественный историк, мыслитель, видный государственный и общественный деятель) проникновенно отметил в одной из своих работ, что совсем не случайно в «Очерках по истории русской культуры» П. Н. Милюкова половина II тома посвящена Церкви. Культура формируется под сильнейшим воздействием религии. Русская культура сформировалась под влиянием православия.

Как и П. Н. Милюков, отечественный ученый разрабатывает теорию русского европеизма. Русская культура — одна из европейских культур. Когда Владимир сделал выбор в пользу Византии, русские преобразились в строителей культурного космоса Восточной Европы. Следуя идеям историка С. М. Соловьева, А. В. Карташев видит в отвержении Московской Русью Флорентийской унии одно из великих решений, определивших судьбу страны. Отказ от унии, дистанцирование русского мира от инославного Запада под влиянием мысли о Третьем Риме окончательно утвердили особый восточно-европейский характер русской культуры.

Большое значение для постижения воззрений А. В. Карташева имеет его осмысление реформ Петра. Сущность великих преобразований XVIII века — в синтезе достижений европейской культуры и русской жизни на основе неизмененной глубины русской ментальности. Появившаяся в итоге реформ Петра русская интеллигенция стала неопровержимым доказательством европейской природы русского гения. Ее представителям удалось осуществить творческий синтез православных основ русской души с высшими достижениями европейской культуры. С позиции А. В. Карташева, петровский период открывает новую эру в истории человечества. Россия, утвердившись как русско-евразийское государство, вывела европейские миры на евразийские просторы, объединила Европу и Азию, воссоединила Западную и Восточную Европу, осуществив общечеловеческий цивилизационный синтез. Фактически речь идет о построении глобальной цивилизации на евразийских пространствах.

4. Россия в парадигме цивилизационного универсализма

Следуя Д. И. Менделееву, Россия «назначена историей именно для того, чтобы так или иначе Европу с Азией помирить, связать и слить…»3. Это возможно в силу наличия признаков как европейской, так и азиатской культуры в России. Занимая промежуточное положение между Европой и Азией, наша страна призвана к реализации грандиозного евроазиатского синтеза. Указанные идеи определенно близки взглядам Ключевского, утверждавшего, что Россия есть «переходная страна, посредница между двумя мирами»4. «Культура неразрывно связала ее с Европой: но природа положила на нее особенности и влияния, которые всегда влекли ее в Азию или в нее влекли Азию», — писал отечественный историк5.

Д. И. Менделеев был убежден, что Россия «назначена сгладить тысячелетнюю рознь Азии и Европы, помирить и слить два разных мира, найти способы уравновешения между передовым, но кичливым и непоследовательным европейским индивидуализмом и азиатской покорной, даже отсталой и приниженной, но все же твердой государственно-социальной сплоченностью»6. «Очевидна всем вдумчивым людям надобность как-то сочетать индивидуализм, развившийся преимущественно в Европе, с общественно-государственным строем, родившимся в Азии и там развившимся…» — отмечал он7.

Ученый затрагивает чрезвычайно важную тему. Взаимосвязанное развитие личности и межперсональной солидарности, соответствующее идее соборности и означающее превосхождение как атомизирующего индивидуализма, так и обезличивающего коллективизма, — классическая нормативная позиция Российской цивилизации. Россия с исключительной глубиной раскрыла слаженное сочетание ценности личного развития и коммунитарных ценностей. Историческое определение Россией баланса коммунитарных и персональных ценностей делает притягательной перспективу освоения российских миростроительных принципов странами и народами. Равновесие между уважением к свободе личности и следованием общему благу, гармоничное сочетание заботы об общностном развитии, социально-нормативном порядке с индивидуально-личными идеалами, исторически присущее Российской цивилизации, позволяет увидеть ее духовный мир ценностным ресурсом мирового значения. Сегодня российская цивилизационная модель способна придать различным сообществам стимул для творческого раскрытия собственных путей сочетания социального порядка, основанного на нормативных принципах, с утверждением значения свободного развития личности. Вдумчивое изучение российской истории раскрывает глубинную взаимосвязь культуры личностного самоопределения и питающей ее культуры социальной. Россия исторически осуществила ценность соборности, связывающую ценность социальной общности с вниманием к личному достоинству и свободе, реализовала принципы социального персонализма. Она воплотила ценностный синтез персональной свободы и ее солидарных социальных контекстов в архитектуре глобального цивилизационного пространства, превзойдя тем самым как западный индивидуализм, так и азиатский путь авторитарного коммунализма.

«Россия по своей истории, по своему этническому составу и по своей природе — страна не только европейская, но и азиатская. Мы являемся как бы представителями двух континентов, корни действующих в нашей стране духовных сил уходят не только вглубь европейского, но и вглубь азиатского былого; силы природы, которыми мы пользуемся, более связаны с Азией, чем с Европой, и мне кажется, что название “Восточная Европа”, которое почти совпадает с понятием “Европейская Россия”, далеко не охватывает всего того различия, какое представляет сейчас наше государство в общем сонме европейских стран…» — считал В. И. Вернадский8. Для россиян «в отличие от западных европейцев возрождение Азии, то есть возобновление ее интенсивного участия в мировой жизни человечества, не есть чуждый, сторонний процесс, — это есть наше возрождение»9.

Александр Александрович Кизеветтер — выдающийся отечественный историк. Причисляя себя к школе С. М. Соловьева и В. О. Ключевского, он исходил из взгляда на историю России как части европейского культурного процесса. Для него русская культура принадлежит европейскому миру. В то же время ее историческое развитие глубоко своеобразно. Историк отвергает линейно-прогрессистские модели интерпретации исторического процесса, унифицирующие уникальные черты национального пути. При всем том А. А. Кизеветтер утверждает наличие универсальных нормативных принципов, которые придают культуре общечеловеческий смысл, несмотря на всю систему национальных своеобразий.

Считая, что Россия сложилась на рубеже Европы и Азии, он говорит о сочетании европейских и азиатских начал в ее жизни, выдвигает тезис о большом значении азиатского элемента в историческом развитии страны. Однако такое соединение для него недопустимо трактовать в смысле поглощения европейских элементов азиатскими.

Близкие А. А. Кизеветтеру идеи развивал другой выдающийся мыслитель русского зарубежья — Петр Михайлович Бицилли. Отечественный историк убежден — в основе европейского культурного мира лежат христианские ценности. Их восприятие европейскими народами обернулось появлением своеобразных духовных стилей. Возможно выделение католической, протестантской и православной культур в Европе. Но и среди них допустимо выделять культурные типы. Например, целесообразно различать византийскую и русскую культуры в пределах единого православного мира.

«Колоссальные размеры полученного Россией наследства и полная свобода распоряжения им — что объясняется вовсе не отсутствием культурной традиции (потенциально русский народ принадлежал всегда к европейскому культурному кругу, будучи связан с ним единством веры, основою и источником культуры; культурная же традиция в подобных случаях усваивается сразу и полностью), но отсутствием порожденной культурою рутины — обусловили собою необычайное, исключительное совершенство русской культуры. Она явилась подлинной культурой свершений, осуществлений, апогеем европейской культуры», — считает мыслитель10. Итак, русская культура видится ему высшей формой культурной жизни Европы.

Выступая сторонником осуществления общечеловеческих начал в культурном бытии, П. М. Бицилли склонен считать, что Европа, как величина культурная, переросла свои географические границы. Выход за пределы провинциального культурного типа придал ей универсальный культурный смысл. Именно на путях духовной универсализации стала формироваться Русь-Евразия, Евразийская империя. Ее просторы превратились в пространство осуществления творческого синтеза европейских и азиатских начал. Начиная с XVI века историю России возможно анализировать в смысле грандиозной попытки восстановления стратегического культурного центра Евразии и тем самым воссоздания ее целостности.

Рассматривая взгляды отечественных ученых, важно отметить, что Россия-Евразия, представляя собой своеобразное совмещение азиатских и европейских жизненных стихий, тем самым являет принципы общечеловеческого культурного синтеза, а никак не замкнутого и отделенного непроходимыми границами от других культурного типа. В этом синтезе участвуют европеизм и азиатская культура в качестве субъектов культуротворческого процесса. Итогом синтезирующего взаимодействия выступает целостная форма универсальной общечеловеческой цивилизации.

5. Большая цивилизационная идея как российский путь Евразии

Размышляя о судьбах России и мира, выдающийся отечественный мыслитель А. С. Панарин отмечал, что современная Россия столкнулась с пониженным тонусом Западной цивилизации, ситуацией бунта Запада против классического наследия Европы, революционно-нигилистического отрицания, разрушительной деконструкции Западом собственных духовных основ. После постмодернистских культурных революций и победы в «холодной войне» классический для Европы универсалистско-гуманистический дискурс подвергся серьезной ревизии. Универсалистский просвещенческий дискурс, имеющий христианские истоки, стал замещаться на Западе сепаратными стратегиями общества потребления, навязыванием миру несправедливой и бездуховной модели глобализации, противоречащей наследию европейского культурного универсализма и грозящей общепланетарной катастрофой.

А. С. Панариным предлагается славянофильский подход к преодолению европейского кризиса, подразумевающий его осознание в качестве собственной проблемы. Речь идет о пути совестливого глобализма, поиске решения европейских вопросов через обращение к просвещенческо-гуманистическим началам, данным в российской истории.

Напомним, что именно классическое славянофильство выдвинуло проект Русского Просвещения в качестве универсального ответа на европейские и, шире, общемировые вызовы, что предполагало восприятие русской культуры как принадлежащей европейской семье народов, а России — как глобального миростроительного пространства.

Следуя мыслителю, Русская идея Евразии зиждилась на принципах Просвещения, которое воспринималось в общецивилизационном ключе. Проект Просвещения означал экуменическое цивилизационное строительство. Евразийский мессианизм России был обусловлен ценностями цивилизационного универсализма, большой цивилизационной идеей.

Рубеж XVII–XVIII веков видится мыслителю осевым временем русской истории. Посредством реформы Никону удалось преобразовать этнографическое православие в цивилизационную церковь — церковь, ориентирующуюся на великую письменную (цивилизационную) традицию, а не малую народную (устную). Отныне Русская Церковь предстала как сплачивающая в единой вере множество этносов. Петровские реформы привели к возведению здания Большой государственности. Отвергая романтическую идеализацию традиций, мыслитель выдвигает тезис, что они нуждаются в творческом разумно-сознательном продолжении, неустанной культивации. В петербургский период как раз и была осуществлена культивация российской народной почвы. Петербург — воплощение духовной творческой свободы и высочайших достижений русской культуры. Собственно, в петербургскую эру и произошло цивилизационное оформление евразийского пространства — не в качестве замкнутого культурного типа, а в смысле экуменических цивилизационных просторов, на которых реализуется диалог народов мира.

Мыслитель убежден — XVIII век был крайне продуктивным для России. То была эпоха оптимистического просвещеннического ойкуменизма, совпавшего во многих существенных моментах с интенциями русского православного мессианизма. Иными словами, миссия России в Евразии была итогом глубинного синтеза русского мессианизма с цивилизационным мессианизмом Просвещения, следствием включения последнего в православные духовные поля.

Большое государственное строительство органически соединило Просвещение и жертвенно-мессианский христианский дух, что привело к коллективному прорыву в современность народов Евразии в контексте осознания единой евразийской судьбы, целостного евразийского цивилизационного пространства.

С эпохи Петра Россия окончательно заняла место духовного центра Евразии, став носительницей универсалистского цивилизационного дискурса, что способствовало максимальному высвобождению творческих энергий на евразийских просторах.

Следуя А. С. Панарину, исторически Россия воплотила идею единого цивилизационного пространства, включающую и утверждение единых прав человека в независимости от конфессиональной и национальной принадлежности.

На взгляд мыслителя, роль России в Евразии сегодня должна снова совпасть с цивилизационной миссией Просвещения. Речь идет об универсальном Просвещении в лучах русского слова.

В отношениях с Западом России необходимо прибегнуть к избирательному социокультурному протекционизму, основанному на акцентировании собственного цивилизационного пути. Важен такой режим работы социокультурных фильтров, когда открывается путь проникновению технологических инноваций (речь идет и о социальных технологиях), культурных достижений, но ставятся преграды на пути информационных потоков, сознательно направленных или могущих привести к подрыву российских ценностных систем.

По отношению к ближнему зарубежью мыслителем предлагается стратегия открытого социокультурного пространства, где страна выступает в роли культуры-донора. Беспрепятственные контакты с Россией посредством сохранившейся единой информационной и экономической инфраструктуры могут обеспечить трансляцию современных культурных достижений, передового модернизационного опыта в целях его эффективного применения. Институирование подобных контактов обернется новой фазой развития единого экономического, правового, информационного пространства.

А. С. Панарин также настаивает на объединении идеи цивилизационной, восходящей к римско-византийским истокам, с идеей демократической. С его точки зрения, важно увидеть перспективу их интеграции. Цивилизационная трактовка демократии означает ее осознание системой социокультурного плюрализма и терпимости. Современная западная модель демократии рассматривается мыслителем как гегемонистская. Будучи нетерпимо-гегемонистской и западоцентристской, она игнорирует культурную, конфессиональную, этническую терпимость, что во многом дистанцирует ее от собственно цивилизационного принципа. Преодоление гегемонизма и нетерпимости делает демократию адекватной цивилизационной идее. Цивилизационная демократия — значимая составляющая развития евразийского пространства, с точки зрения А. С. Панарина. На наш взгляд, важно подчеркнуть, что проект цивилизационной демократии системно осуществлялся Россией на евразийских просторах.

Итак, основанием российской интеграции Евразии исторически выступает универсальный цивилизационный текст. Он может быть назван евразийским в общечеловеческом значении. Именно в таком смысле, следуя мыслителю, можно говорить о евразийском Просвещении. А. С. Панарин убедительно призывает к актуализации российско-евразийского цивилизационного проекта, видя в такой актуализации стратегию предотвращения возможной общепланетарной катастрофы, которую в состоянии спровоцировать западная модель глобализации.

На наш взгляд, идеи отечественных мыслителей носят взаимодополняющий характер. Россия сложилась на путях универсализации культуры, в общечеловеческих духовных синтезах. Принципиально значимо цивилизационно-универсалистское прочтение российского историко-культурного пути. Российская цивилизационная форма характеризуется универсализмом. Она имеет вселенско-общечеловеческое значение.

16. Византийское наследие и Российская цивилизация

1. Истинный образ Византии

Сегодня объектом неолиберальной и постмодернистской деконструкции выступает история и культура Византии. Разрушительная критика Византии, на взгляд идеологов постмодернизма и неолиберализма, позволяет «справиться» с тремя задачами. Во-первых, «осуществить» ревизию европейской идентичности, оторвав ее от христианского и античного классического наследия (транслятором которых выступала Византия), провозгласив, что мир Европы лишен укорененности в истории и должен строиться с чистого листа. Во-вторых, «ниспровержение» Византии дает «новые шансы» в информационной войне против России как ее легитимной продолжательницы, не желающей терять свой суверенитет в ходе социально-технологических операций, ведущих к упразднению независимых сообществ. В-третьих, деконструкция Византии должна воспрепятствовать раскрытию интеграционного потенциала византийского наследия на евразийском пространстве.

Неолиберальная и постмодернистская критика Византии отнюдь не блещет идеями и аргументами. Можно услышать исторически несостоятельные тезисы о тоталитарном государстве, неэффективной азиатской деспотии, нетолерантной, презирающей право варварской империи. На первый взгляд кажется, что речь идет об эпигонах Эдуарда Гиббона (1737–1794), который выразил взгляд на исторический путь Византии как процесс упадка Римской империи11. Но более пристальный анализ показывает, что постмодернистские деконструкторы далеки от давно опровергнутой наукой теории Гиббона. Последний при всем холодном отношении к Византии видел в ней продолжение истории идеализируемого им Рима — носителя идеалов просвещения и гражданской культуры. Не так сложно узнать в концепции Гиббона традиции гуманистической историографии Византийской империи, не отделявшей византийский мир от классического12. Нельзя забывать, что ученые эры Просвещения (к которым принадлежал Гиббон) усматривали истоки своей деятельности в классическом Риме и Греции. Для адептов же постмодернизма по отношению к классическому наследию Рима и Греции допустимы те же техники деконструкции, что и по отношению к Византии. Им важно провозгласить эмансипацию, как от христианской античности Византии, так и от античности дохристианской. Для них значимо «освобождение» от античности как таковой, во всех формах, поскольку в ее смысловом пространстве формировались неприемлемые для постмодернизма классические представления о суверенном субъекте, а также теснейшим образом взаимосвязанные с ними представления о народном суверенитете. Напомним, византийцы видели основания своего единства в суверенитете, отождествляя себя с суверенным римским народом — исторической общностью, зиждущейся на соучастии в государственной жизни царства римлян и культурном континуитете.

В целях воссоздания подлинного образа Византии мы предлагаем обратиться к анализу достижений зарубежной исследовательской традиции. Западным постмодернистским идеологемам, фальсифицирующим историю, может быть противопоставлен образ Византии, выработанный усилиями евроамериканских исследователей. Попытаемся изобразить его основные черты.

1.1. История Византии — продолжение истории Римской империи

Византийская империя есть преображенная Римская13. История Византии представляет собой эволюцию греко-римских традиций и образов жизни14. Византия была органическим продолжением и развитием империи Римской. Византийское общество являлось продолжением античного. Интересно отметить, что основатель английской школы византиноведения Дж. Б. Бьюри принципиально отказался от названия «Византийская» и говорил о «Позднеримской» (до 800 года), а затем «Восточно-римской» (с ее эллинизацией в IX веке) империи15. Если на территории Западной Европы свершился разрыв с римскими традициями, то в Византии претворилось в жизнь непрерывное развитие римской государственности, учреждений, публичного права, римского города, техники, искусств и науки16. Византийская история представляет собой историю античности в эру Средневековья17.

1.2. Византия — цивилизация культурного континуитета,
творческих синтезов, ценностного универсализма

В Византии продолжало жить греко-римское наследие, традиции римского государственного устройства и права, эллинские и эллинистические традиции общественной жизни и культуры. Византия была восприемником культур Древнего Востока. Мир Востока являлся органической составляющей Византийской цивилизации. Разнообразные культурные миры цвели в Византии своей самобытной жизнью, сохраняя непрерывное и преемственное развитие. Греческая и римская культура, эллинистические традиции, восточные ценности были слагающими византийского цивилизационного процесса. На глобальном пространстве Византии осуществлялось взаимопроникновение культурных вселенных. Византийская цивилизация несла начала духовного универсализма. Расположенная между Востоком и Западом, она вбирала в себя оба мира. Раскрывая европейскую культурную самобытность, она являла неповторимые культурные лики Востока18. Вместе с тем, это именно характеризующаяся универсализмом особая цивилизация, а не лишенное цивилизационной субъектности поле культурных контактов. Перед нами самостоятельная и самодостаточная цивилизационная структура19, творчески претворяющая взаимодействие культур в органические синтезы (греко-римский, евро-афро-азиатский, латино-греко-азиатский и др.).

1.3. Византия — цивилизация христианского гуманизма

Византия — Римская империя, преображенная христианскими ценностями, христианизированная Римская империя20. Византийская церковь со всем основанием может быть названа народной. Она не отделяла себя от общества. Это была свободная церковь, более свободная, чем римская. Ее деятельность не может быть истолкована в ракурсе цезарепапизма, конформистского обслуживания государственных интересов21. Православие стимулировало историческое развитие империи22. Это была культуротворческая сила, поддерживающая империю23, что оборачивалось нераздельностью империи и ортодоксии в Византийском цивилизационном организме24. Христианство — основополагающая суть Византийской цивилизации25. Православие способствовало утверждению идеи достоинства личности, ее правовой защиты от различных форм насилия и принуждения26. Византийский исихазм, будучи всенародным движением, распространяя идею обожения, утверждал представление о высочайшем достоинстве личности и может быть назван «демократией в рясах»27. Православие отнюдь не означало разрыва с культурой прошлого. В Византии был осуществлен синтез христианства и античного наследия. Церковь выступила творческой силой, содействовавшей сохранению достижений и продолжению традиций античной цивилизации. Развитие Византии определялось принципами гуманизма. Византийский гуманизм был христианским. Он был наполнен христианскими ценностями28. Будучи религиозным обществом, Византия была носителем светских традиций образования. Византии присущ разумный баланс светского и религиозного29, их гармоничное единство в цивилизационном организме30.

1.4. Византия — целостный государственно-цивилизационный организм

Византия исторически представляла собой единый и целостный государственно-цивилизационный организм. Мощное духовное влияние Византии обусловлено как ее интенсивной культурной жизнью, так и продуманной культурной политикой государства31. Последнее выступило силой, осознающей все значение задач сохранения, передачи и распространения античного наследия32. Государственный аппарат обеспечил сохранение и трансляцию античного наследия через создаваемые и регулируемые им механизмы. Он был задействован в целях культурного расцвета империи33. Вдохновляемое возвышенными культурными идеалами, византийское государство спасло для будущих поколений наследие античности34. Это было возможным, так как единство страны, общественно-государственную целостность скреплял выражающийся в уважении к традициям консервативный дух35.

1.5. Византия — народное государство, империя общего блага, монархия с демократическими чертами

Органическое сочетание монархического принципа с суверенностью народа — фундамент общественно-политической жизни Византии. Византия была народной монархией — сильным централизованным государством, созидающимся народной энергией и являющимся проводником народной воли36. Византийская монархия была чужда цезарепапизму и не может быть однозначно отождествлена с восточной деспотией. Она была ограничена следованием общему благу, подразумевающему единство материальных и духовных ценностей, христианскую нравственность, задачи сохранения, трансляции, распространения культурного наследия, ответственность перед народом. Ограничивалась она церковью, подчинением нормам естественного права, различными учреждениями и др. Византийская монархия имела демократические черты. Демократические элементы придавали византийской государственности гибкость и устойчивость37. Некоторые исследователи склонны видеть в византийской государственности форму конституционной монархии — монархии, ограниченной конституцией и правом на революцию38. Византийская общественная жизнь характеризовалась динамизмом. Социально-политические институты империи находились в непрерывном развитии39. Социальная структура Византии была близкой современной и обеспечивала значительно больше свободы, нежели в государствах Западной Европы того времени40.

1.6. Византия — центр исторического развития, источник проекта
современности, средоточие стратегической стабильности
и миростроительное государство

Глубокое исследование истории Средневековья поколебало западоцентристские трактовки этой эпохи. Центром исторического развития в эру средних веков была отнюдь не Западная Европа. Напротив, в средневековом мире Западная Европа являлась слаборазвитой периферией. Именно средиземноморский бассейн, на который распространялась власть Константинополя, выступал средоточием развития в средневековую эру. Мир средних веков может быть увиден эпохой развития и влияний греко-римской цивилизации со столицей в Константинополе, эпохой, ограниченной периодом от основания Константинополя до его падения41. Пространство византийской империи было осью цивилизованного универсума42. Византия — государство, ставшее факелом цивилизации43.

Византия — великая держава в современном значении этого слова44. Цветущая экономика, развитие правосудия, финансовой системы, дипломатии, почты, армии, зиждущейся на принципах закона гражданской жизни, рационального бюрократического аппарата, сильной центральной власти, успешно обеспечивающей социальный порядок и независимость экономики, дают основания считать Византию образцом современного государства в эру Средневековья45. Византийская империя своими великими цивилизационными достижениями участвовала в создании современного мира46.

Византия справедливо может быть увидена средоточием стабильного развития посреди трех континентов47. Это было миростроительное государство, не стремящееся к колониальным захватам, а лишь к удержанию границ и распространению цивилизационного влияния48. Между Византией и рядом стран (прежде всего Восточной Европы) существовали глубинные религиозные, культурные, экономические и другие связи, дающие основания говорить о наличии Византийского содружества как универсалистской общности, византинизированном социокультурном пространстве. Оно не имело ничего общего с моделью зависимых государств, а также с западным пониманием вассальных связей. Византийское содружество не знало эксплуатации и угнетения одних стран другими49.

1.7. Византийское влияние на развитие Западной Европы
как фундаментальное

Византия оказывала большое влияние на судьбы западно-европейского мира. Формирование последнего не может быть понято вне контекста византийской истории50. Развитием городов, организацией флота, торговли и ремесла, подъемом промышленности, бурным развитием экономики с IX века, формированием правовых систем, хорошо управляемых и упорядоченных государств Западная Европа обязана Византии51. Византия задала вектор развития западно-европейского мира. Она стала источником политических и культурных форм для Европы. Византийское влияние на Западную Европу может быть названо фундаментальным52.

Опираясь на зарубежные исследования, надо сказать, что Византийская цивилизация представляла собой единый и целостный государственно-цивилизационный организм, осуществляющий сохранение и трансляцию культурного наследия. Византийская государственность, будучи имперско-монархической, обладала демократическими чертами. Византия — народная империя, зиждущаяся на творческих энергиях свободного народа. Она являлась империей, следующей общему благу, означающему ориентацию как на материальные ценности, так и на возвышенные культурные блага. Это было миростроительное государство, стремящееся не к колониальным захватам, а к развитию своего цивилизационного пространства и распространению цивилизационной идеи. Византия несла стратегическую стабильность в евразийские миры.

Миростроительное, стабилизирующее, цивилизующее, культурирующее значение Византии определялось особыми характеристиками ее духовного мира. Это была цивилизация культурного континуитета, всемирных духовных синтезов (культурного универсализма), христианского гуманизма. На ее пространстве культурные традиции сохранялись, претворялось в жизнь их непрерывное, преемственное развитие, они вступали в творческие диалоги и формировали синтезы. Византия — самостоятельная и самодостаточная цивилизационная структура, характеризующаяся культурным универсализмом. Восполнение христианского видения личности формами античной культуры привело к образованию христианского гуманизма и превращению его в стержневое начало византийской духовной жизни.

Несомненно, именно в Византии осуществился прорыв к современной эре. Византия — источник проекта современности. Своими очевидными достижениями (в сфере экономики, права, общественной и политической жизни, науки, техники и др.), зиждущимися на тщательно разработанном учении о свободном суверенном субъекте, Византийская империя участвовала в организации современного мира. Безусловно, Западная Европа испытала сильное влияние Византии. Народы Запада черпали из Византии социально-политические, правовые, экономические, технологические, культурные формы, становящиеся движущими силами их развития и давшие им конкурентные преимущества в борьбе за лидерство. Византийское влияние на западный мир приобрело тем самым фундаментальный характер.

2. Византинизм: сущностные характеристики и пути усвоения

Известный отечественный мыслитель и историк Тимофей Николаевич Грановский справедливо говорил о том, что «мы приняли от Царьграда лучшую часть народного достояния нашего, то есть религиозные верования и начатки образования»53. Подчеркнем, Т. Н. Грановский рассматривает византийское наследие как часть национального достояния. Византийская традиция оказывается тем самым органически включенной в отечественную культуру, делается неотъемлемой составляющей российского культурного наследия.

«Наше русское прошлое связало нас нерасторжимыми узами с Византией, и на этой основе определилось наше русское национальное самосознание», — отмечал выдающийся отечественный византинист Юлиан Андреевич Кулаковский54. На взгляд ученого, непосредственное культурное взаимодействие с Византией повлияло на сами основы русского национального самоопределения и самосознания. Обращение России на Запад, начавшееся в ходе петровских преобразований, не затронуло этих основ. Через принятие христианства византийские начала вошли в народное сознание и русскую жизнь55.

Ю. А. Кулаковский верно описывает взаимодействие России с Византией как целостный религиозно-культурный процесс, не отделяя религиозное воздействие Византии от культурного. Действительно, принятие христианства повлекло сложение нерасторжимых культурных уз. Речь, конечно, идет о свободных культурных узах. Византийские начала свободно вошли в ткань русской жизни. Они повлияли на русское национальное самоопределение, которое осуществлялось в творческой свободе. Представляется верным говорить о свободных российско-византийских культурных узах, свободном соединении византийских и русских духовных начал, определивших пути отечественного историко-культурного процесса.

Великий русский византинист Федор Иванович Успенский считал, что «утверждение знаний о Византии и выяснение наших к ней отношений в высшей степени обязательно для русского ученого и не менее полезно как для образования, так и для направления на верный путь русского политического и национального самосознания»56. Несомненно, усвоение византийского наследия стало мощным фактором сложения национально-цивилизационного самосознания России. Византийская традиция во многом определила стезю Российской цивилизации. Но каковы были пути усвоения византийского наследия? Что и как усвоила Россия?

Ф. И. Успенский обоснованно видел в Византии очаг и светоч просвещения, источник цивилизующего воздействия. Под византинизмом он понимал начала, организующие историческую жизнь византийского государства. Речь идет о началах, которые привели к постепенному преобразованию Римской империи в Византийскую57. Он говорит также о византинизме как о созданном народами Европы и Азии своеобразном культурном типе58.

Обе трактовки византинизма у Ф. И. Успенского глубоко взаимосвязаны. Начала, организующие историческую жизнь византийского государства, являются и началами, формирующими своеобразие византийского культурного типа. Подобное взаимоотношение трактовок объяснимо тем, что, говоря современным языком, Византия была государством-цивилизацией, государством, неотделимым от целостной культурно-цивилизационной парадигмы. Поэтому начала, организующие государственную жизнь Византии, во многом совпадают с началами ее культурной жизни.

С позиции Ф. И. Успенского, византинизму как типу культуры свойственны начала православной духовности. Эти начала привели к формированию многонародной православной империи.

Ученый считает, что византинизм формируется в итоге влияний восточных и эллинской культур на романизм. Эти влияния привели к постепенной замене латинского языка на греческий, а также к своеобразному характеру развития культуры в целом, включающему в качестве неотъемлемой составляющей восточные культурные предания и образцы59. «На Востоке романизм встретился со старыми культурами: иудейской, персидской и эллинской, которые не только оказали ему значительное противодействие, но, в свою очередь, имели на него разнообразные влияния. На почве римской администрации и правовых римских воззрений появляются наслоения и придатки особого рода…» — отмечал Ф. И. Успенский60. Следуя его взглядам, византинизму как культурному типу свойственно сложное взаимовлияние многообразных культурных традиций Азии и Европы. Эти традиции сохраняли свою самобытность, преемственное и непрерывное развитие, взаимопроникали и синтезировались на пространстве империи. При этом во взаимодействии греческих, римских, славянских, азиатских и других культурных миров организационная роль принадлежит культуре греческого народа.

С позиции Ф. И. Успенского, повлияла на развитие Византии и славянская иммиграция. Она повлекла реформы в социальной, экономической, военной системах. Славянская мирная колонизация принесла свободные общинные порядки, ставшие опорой византийской монархии. Тем самым проникновение славян серьезно затронуло общественно-государственные отношения внутри империи. Фактор славянской мирной колонизации способствовал утверждению Византии как народной монархии, народного государства, созидающегося вольным почином суверенного народа, что выражало начала византинизма.

«Задача обновления древней империи принятием новых народов разрешилась на Востоке гораздо благоприятнее, чем на Западе. В этом отношении главнейше имеется в виду славянская колонизация. Византийская империя не только нашла способ воспринять в себя новые этнографические элементы, то есть поставить варваров в такое положение, в котором бы они с наибольшей пользой служили целям империи, но еще представила опыт согласования романизма и эллинизма с началами, воспринятыми от новых народов», — писал ученый61. Византия не разрушила социокультурные основания жизни славян, как не делала этого и по отношению к другим народам. Она не обрывала преемственность их социокультурного бытия, а согласовывала их жизнь с принципами эллинизма и романизма. Она признавала за всеми народами право на культурное наследие.

Если исходить из идей Ф. И. Успенского, то своеобразие Византии как государственно-культурной формы было связано с началами православной духовности, повлекшими оформление православной империи, культурного универсализма, превратившего империю в пространство сочетания многообразных традиций Европы и Азии. Оно определялось народным характером сложения государственности, а также воплощением целостных стратегий сохранения самобытности и преемственного развития культурных организмов, вошедших в состав империи. Иными словами, культурно-государственная жизнь Византии зиждилась на началах народности и культурного континуитета.

Ф. И. Успенский, как и Т. Н. Грановский, отмечает отсутствие органической связи между Византией и народами Западной Европы62. «Таковы отношения, которые существовали между Византией и Западной Европой. Первая была рассадником культуры, а вместе с тем и предметом разного рода хищений и мирных заимствований, тогда как западноевропейские народы платили ей лишь завистью, недоброжелательством и жестокостями. Не то нужно сказать об отношениях Византии к Восточной Европе и к славянам», — небезосновательно замечает он63. На его взгляд, византинизм стал организующим началом исторического процесса, принципом исторической жизни восточно-европейских народов, а также идеалом развития славянского мира. Это сделалось возможным посредством особого, органического характера византийско-славянских отношений64.

Сложно не согласиться с Ф. И. Успенским: гармоничное и тесное взаимодействие Византии со славянами привело к превращению византинизма в организующее начало исторического развития и идеал славянского мира. Но в таком случае следует признать, что православная духовность, культурный универсализм, стратегии сохранения культурной самобытности и преемственности духовного развития народов, всенародный характер формирования государственной системы сделались присущи Русско-Российской цивилизации как преемнице Византии. Следует признать передачу и усвоение начал византийской государственной и культурной жизни Россией.

Немаловажное значение имеет тезис Ф. И. Успенского о Российской империи как восточном государстве65 [13]. На взгляд ученого, включающая огромные восточноазиатские регионы Российская империя предстает как восточное государство. С его позиции, расширение России на восток обусловлено усвоением византийского наследия. Византия культурно и территориально вбирала в себя восточно-азиатские пространства. Россия наследует и развивает данную тенденцию.

Думается, что идеи Ф. И. Успенского могут быть гармонично дополнены размышлениями великого отечественного востоковеда Бориса Александровича Тураева: «Если, таким образом, до сих пор Европа многим пользуется из того, что выработано на Востоке несколько тысячелетий тому назад, то наше отечество находится с ним в еще более близких связях. Я уже говорил о наших (дометрических) мерах и нашем алфавите, более близком к своему первоисточнику. Кроме этого, у нас были и литературные связи. Влияние византийской культуры на нашу сблизило нас духовно с другими потомками великих древневосточных культур, ведь и сама Византия покоится не на одной Греции и даже не на одном эллинизме. Восточная империя переварила в себе богатое культурное наследство, полученное из разных источников и от разных народов, вошедших в ее состав, и уже в таком виде передавала его дальше подчинившимся ее культуре народам. Вот почему одни и те же литературные памятники так часто оказываются и в славянском, и в коптском, эфиопском, армянском, сирийском облике, вот почему церковную живопись коптов можно принять по ошибке за старые русские иконы, а произведения песнопевцев греческой и русской церкви по манере, стилю и тону напоминают не Гомера и Пиндара, а древневавилонские и египетские гимны»66.

Продвижение России в Азию, несомненно, обусловлено ее глубинными духовными связями с Востоком. Эти связи, духовная близость Востоку во многом имеют источником цивилизационное взаимодействие Византии и России. Принципиально важно отметить факт наследования всей полноты универсального византийского культурно-цивилизационного синтеза Россией. Через Византию Россия во всей полноте стала сопричастна культурному наследию как Европы, так и Азии. Вслед Византии она интегрировала оба культурных мира.

«Византийскую империю часто сравнивают с мостом, перекинутым между Западом и Востоком; и дело не только в разнообразнейших связях — торговых, экономических, дипломатических; вся византийская культура представляла собой неповторимый сплав живых и до самого конца не утративших в ней своего значения античных традиций с древней культурой населявших восточные области империи египтян, сирийцев, народов Малой Азии и Закавказья, а также племен Крыма, славян, иллирийцев, других народов. Не следует, однако, думать, что это хаотическое нагромождение разнородных культурных элементов; напротив, Византию отличало единство — языковое, конфессиональное и государственное. При всей многоэтничности империя имела одно главное этническое ядро — греков, в ее культурной жизни с VI в. преобладал греческий язык. В стране господствовала христианская религия в  ее православном исповедании. Наконец, империя Ромеев сохранила не только имя, но и главное наследство Рима — устойчивую государственность, сильную императорскую власть и централизованное управление», — характеризует жизнь Византийской империи известный отечественный византинист Зинаида Владимировна Удальцова67. На ее взгляд, Византия воплотила в жизнь реальное и полнокровное синтезирование греко-римских и восточных традиций. Подчеркнем, это был именно синтез — ценностно-организованное и рационально-упорядоченное гармоничное соединение элементов. Как справедливо указывает З. В. Удальцова, синтез осуществлялся под воздействием греко-римских начал, при их превалировании, что никоим образом не принижает роль восточных традиций, которые всегда были неотъемлемой составляющей византийской жизни68. Характеристики Византии, данные З. В. Удальцовой, означают наличие этнокультурного и этноконфессионального ядра империи. Опиравшееся на римские государственные традиции и православие, византийское многонародное государство обладало исповедовавшим христианство греческим этнокультурным ядром, что неминуемо ведет к признанию христианизированной греческой культуры в качестве направляющей силы византийского глобального синтезирования. Если отдельно выделять синтез греко-римских начал, то в нем превалировали греческие элементы. «В органическом сплаве собственно греко-латинской культуры с традициями местных культур (египетской, сирийской, армянской, грузинской и др.) преобладал творческий гений греческого народа…» — верно утверждает академик Геннадий Григорьевич Литаврин69. Речь, конечно, должна идти уже о греческом гении, озаренном светом христианских ценностей.

Культурный универсализм Византии, византийский глобальный евро-афро-азиатский культурный текст представлял собой целостное смысловое пространство, структурированное и интегрированное греческим культурным кодом. В свою очередь последний был преображен началами православия.

А. Ф. Лосев указывал на осуществленный в Византии перенос античной символически-идеальной диалектики в раскрытую христианством сферу личностного духа. На его взгляд, выразивший мировоззренческую суть византинизма как культурного типа, православный платонизм передал христианское восприятие мироздания, христианский опыт духовно-личностного бытия на языке греческой философии. Византинизм основывается на органическом соединении христианского опыта духовно-личностной стихии и греческого философского мышления, православия и платонизма как высочайшей формы античной культуры70.

Говоря о византинизме как типе культуры, А. Ф. Лосев принципиально не отделяет Византию от России. Им утверждается преемственность византийско-московской духовной жизни. Византийско-московский духовный мир рассматривается им как целостный культурный тип, зиждущийся на мировоззренческих принципах православного платонизма71. Это, конечно, означает усвоение Россией во всей полноте византийского синтезирования христианских начал и античного наследия, усвоение Россией византийского синтеза раскрытого христианством опыта персональной жизни с высшими формами античной духовности.

С. Н. Булгаков сравнивает принятие православия Русью с обретением Священного Ковчега, который она была призвана хранить в творческой любви: «В этом ковчеге заключено было не только вселенское христианство в его неповрежденности и чистоте, но и все духовное наследие эллинского гения, которое является безусловной основой европейской культуры, как некий первозданный Эдем, сверкнувший своей божественной наготой на этой грешной земле. В восточном, византийском Православии in nuce заключено все эллинство в его неумирающих ценностях: в его богословии, мистике, литургике, иконографии, архитектуре. Здесь претворено то, что было религиозно подлинного в эллинской религии и мистике, трагедии и пластике: Дельфы и Элевзин, орфика и пифагорейство, Деметра и Дионис, архитектура и эллинское ваяние, художественно доказавшее и показавшее божественность человека; сюда вошло все, что было великого в величайшем умозрении эллинов, ибо Платон и Плотин, Пифагор и Парменид, Анаксагор и Аристотель интегрально восприняты и живут в христианском богословии»72. С позиции русского мыслителя, Русь восприняла в крещении все духовное наследие эллинского гения. «Вообще эллинство есть как бы некоторое натуральное православие, как и Православие содержит в себе стихию облагодатствованного эллинства», — утверждает он73. Речь здесь идет об эллинстве, преображенном христианством. Имеется в виду интегральное восприятие христианством греческого просвещения и гуманизма.

Итак, в итоге христианизации начала византийской государственной и культурной жизни проникли в Россию. Она восприняла православную духовность, модель православной многонациональной империи, а также начала культурного универсализма — всемирного сплава культурных традиций, интегрируемого греко-христианской культурой. Очевидно, русская культура достаточно гармонично заняла объединяющие позиции греческой в новом вселенском (уже российском) культурном сплаве. Россия усвоила византийские стратегии сохранения культурной самобытности и преемственности духовного развития народов, народный характер формирования государственности. Она восприняла достижения греческого гения, выработанное им под влиянием христианских ценностей учение о персоне, великий синтез высот греческой культуры с христианскими представлениями о свободном творческом лице и, следовательно, рожденные в Византии принципы христианского гуманизма. Россия восприняла византийское наследие во всей полноте, как целостную систему. Социокультурные начала Византии сделались началами, организующими ее бытие.

Большое значение имеет и следующий тезис С. Н. Булгакова: «По культурному своему наследию мы богаче Запада, который наследовал эллинство косвенным путем чрез римскую церковь, а позднее уже в языческой реставрации гуманизма»74. Следуя логике мыслителя, Русь восприняла наследие эллинского гения непосредственно в акте крещения. Греки сами передали Руси свои духовные традиции. Ими был осуществлен акт непосредственной, прямой трансляции своей культуры, всей полноты собственных духовных достижений. Это, в свою очередь, с позиции С. Н. Булгакова, определило высоту культурного призвания Руси, заключающегося в творческом продолжении дела эллинского гения.

Важно отметить, социокультурные начала Византийской цивилизации Русь воспринимает в духовных актах непосредственной, прямой трансляции. Эллины непосредственно транслировали их Руси. Передача осуществляется отнюдь не опосредованно, косвенным путем. Это стало возможно благодаря органическому характеру русско-византийских связей. Этим обусловлено величие и богатство культурного наследия России.

В целях прояснения особенности русско-византийских культурных связей обратимся к идеям известного литературоведа, культуролога и историка Юрия Михайловича Лотмана. Ю. М. Лотман создал целостную концепцию русско-византийского культурного диалога75.

С точки зрения ученого, взаимодействие культур осуществляется посредством диалога, имеющего особое строение. Передающий и принимающий участники диалога попеременно активны. Передающий участник располагает теми культурными текстами, которые принимающий усваивает. В период трансляции культурных текстов принимающая сторона выдерживает паузу. Она воспринимает текстовые потоки, накапливает их в своей памяти. Затем принимающая сторона овладевает языком формирования текстов и начинает свободно им пользоваться. И наконец, она превращает чужое в свое: тексты передающей стороны трансформируются в соответствии с культурными кодами принимающей, видоизменяя свой облик. Отныне поток текстов движется в обратном направлении. Бывший принимающий участник диалога делается передающим. Вобрав в себя традицию, творчески претворив ее в свою, он оказывает воздействие на передавшую тексты сторону, которая отныне становится воспринимающей.

Ю. М. Лотман указывает на асимметричность отношений диалогического партнерства как типологическую черту культурного диалога. Передающий участник с момента начала диалога, будучи доминирующей стороной, описывает свои позиции в культурной ойкумене как центральные, а позиции принимающего участника как периферийные, что добровольно усваивается принимающей стороной. В ходе творческого преобразования традиции на центральные позиции в культурной ойкумене уже претендует принимающий участник. Важно и то, что впитавшая традицию, оплодотворенная культура генерирует в ответ большее число текстов, чем усвоила. Она резко увеличивает ареал собственного воздействия. Ее активность характеризуется скачкообразным энергетическим ростом, приобретает формы культурного взрыва.

На взгляд Ю. М. Лотмана, проникновение текстов передающего участника не замещает творческие силы принимающей культуры, а пробуждает и активирует их. Ученый также указывает на своеобразный характер осуществления диалога в конкретно-исторических условиях, при всех логически выделяемых его общих параметрах. Типологические формы культурного диалога, будучи идеальной логической типизацией, повторяются, не повторяясь.

«Принятое из Византии христианство сделалось основой для исключительно интенсивного потока текстов, в буквальном смысле хлынувшего на Русь. Правда, картина здесь несколько усложнялась тем, что загоревшиеся от византийского факела южнославянские культуры уже вступили в стадию активного создания собственных текстов, так что Русь получала как бы двойной их поток. Однако культурным и конфессиональным центром ареала, бесспорно, оставалась Византия», — пишет Ю. М. Лотман76. И далее: «К XII в. Киевская культура, видимо, вполне созрела к тому, чтобы сделаться активным транслятором в романском культурном пространстве. “Слово о полку Игореве” — убедительное тому свидетельство. Однако вторжение татаро-монголов сорвало эту возможность. В другой раз аналогичная ситуация начала складываться в XIV–XV вв. Но и на этот раз взятие Царьграда турками разрушило всю структуру культурного пространства… Накопленная в результате русско-византийского диалога культурная энергия, сложно трансформируясь, вошла в дальнейшем как часть в культурный взрыв XVIII в.»77. С позиции ученого, в русской культурной жизни период изоляции сменился развитием диалоговой ситуации, приведшей в XVIII столетии к бурной деятельности по наполнению текстами окружающей семиосферы.

Несомненно, культурному взаимодействию сопутствует диалогическая ситуация. «Вторжение» культурных текстов Византии, восприятие ее культурных энергий обернулось их творческим усвоением. Духовные энергии Византии были национализированы, что вызвало к жизни новое мощное энергетическое излучение. Оно было связано с культурным взрывом Нового времени, русско-европейским культурным диалогом XVIII–XIX веков, активизацией трансляции духовных смыслов с XVIII века на евразийском пространстве в целом. Вселенское излучение энергий русской культуры в XVIII столетии, сопровождавшееся созиданием евразийского цивилизационного пространства, культурно-государственный экуменизм Русского Просвещения можно понять лишь в контексте развертывания накопленной духовной энергии русско-византийского диалога. Взрыв духовных сил XVIII века, имевший общеевропейское и общеевразийское значение, объясним историческим движением культурной энергетики, сконцентрированной в ходе русско-византийского взаимодействия.

Исходя из концепции Ю. М. Лотмана, очевидно, что диалог с Византией для отечественной культуры не являлся одним среди многих. Этот диалог обладает исключительным значением, так как определил пути развития русской культуры от глубокого прошлого до современного времени. Ведь культурный взрыв XVIII века обусловил последующие линии движения русской культуры, включая современные. Более верно сказать, что все развитие русской культуры представляет творческий ответ на тексты византийских традиций. Этот ответ стал вселенским духовно-энергетическим излучением, озарившим Восток и Запад, Европу и Азию.

Исходя из концепции Ю. М. Лотмана, византийская традиция не является одной из многих впитанных Россией. Византийский текст органически и непрерывно присутствует в отечественном историко-культурном процессе, пребывает в качестве его существенной составляющей на протяжении времени большой длительности, затрагивая глубинные структуры отечественной истории и культуры.

«Ю. М. Лотман предложил термин “диалог культур”, преимущество которого состоит, на мой взгляд, в том, что он предполагает, во-первых, признание существования дохристианской культуры у языческих народов и, во-вторых, имеет в виду восприятие и переосмысление потока новой информации, буквально захлестывавшей неофитов после крещения. Недостаток же этого понятия заключается в том, что оно элиминирует учительную роль стороны, вовлекшей язычников в лоно христианской цивилизации», — указывает академик Г. Г. Литаврин78. Действительно, описание русско-византийских отношений посредством термина «диалог культур» выявляет некоторую ограниченность данного концепта, который не в состоянии передать всю сложность русско-византийского контакта. Изображение русско-византийских взаимоотношений как диалогического процесса далеко не полно раскрывает учительную роль Византии.

Г. Г. Литаврин дает глубокую характеристику взаимодействия между странами: «Достижения византийской культуры продолжали жить особой жизнью в единственном православном государстве, оставшемся после 1461 г. не подвластным мусульманам, — в Московской Руси. Здесь формы, приемы, традиции византийской культуры обрели как бы новую родину, где они подвергались усвоению, переработке и дальнейшему развитию. Немало элементов византийской культуры органически слились с культурой древнерусской, ареал которой с XVI в. стал быстро расширяться за счет бескрайних просторов Азии»79.

Итак, Россия сделалась новой родиной для традиций византийской культуры. Г. Г. Литаврин говорит об органическом слиянии составляющих византийской культуры с культурой Руси. Им также устанавливается, что среди всех стран Византийского содружества наиболее тесные и прочные отношения были у Византии именно с Русью80. Он, конечно, верно отмечает расширение ареала воздействия русской культуры с XVI века посредством ее движения в Азию. На наш взгляд, распространение русской культуры на Восток являет собой культурный взрыв, ставший итогом русско-византийского диалога. Он хронологически предшествовал культурному взрыву XVIII века.

Рассматривая проникновение Византийской цивилизации на Русь, целесообразно восполнить теорию диалога Ю. М. Лотмана концепцией трансплантации Д. С. Лихачева. Именно соединение этих двух теорий позволяет адекватно отразить всю сложность российско-византийских культурных связей81.

С позиции Д. С. Лихачева, обращение к Византии было обусловлено внутренними потребностями отечественной культуры. Итогом стал перенос культурных явлений Византии на славянскую почву с крещением Руси. Этот перенос не носил механического характера. Перенесенные культурные явления развивались, приобретали местные черты, становились частью славянской культуры под влиянием фактора творческой свободы.

«Все изложенное позволяет выделить категорию явлений культурного воздействия Византии, в которых мы должны видеть не проявления влияния, а проявления трансплантации византийской культуры на славянскую почву. Памятники пересаживаются, трансплантируются на новую почву и здесь продолжают самостоятельную жизнь в новых условиях и иногда в новых формах, подобно тому как пересаженное растение начинает жить и расти в новой обстановке.

Не только отдельные произведения, но и целые культурные пласты пересаживались на русскую почву и здесь начинали новый цикл развития в условиях новой исторической действительности: изменялись, приспосабливались, приобретали местные черты, наполнялись новым содержанием и развивали новые формы. Их жизнь мало чем отличалась от жизни местных произведений — разве только своею большею сложностью в связи со вторичными воздействиями греческих оригиналов», — утверждает Д. С. Лихачев82. Он считает, что с крещением освоение культурного опыта Византии приобретает по преимуществу характер трансплантации. При этом Д. С. Лихачев категорически настаивает на неправомерности разделения явлений древнерусской культуры на оригинальные и переводные. Последние носили творческий характер и были органической частью славянской культуры. Для ученого акт трансплантации — творческий акт. «Эта византийская культура за пределами Византии воссоздавалась на новой основе и в новых формах на всех уровнях мысли и творчества. Славянская “рецензия” византийской культуры создавалась при этом, как мы уже отметили, не только на основе произведений, вышедших из Византии, и определялась она своими внутренними потребностями. Трансплантация византийской культуры, как и всякая трансплантация, отнюдь не была механическим переносом ее в новые условия. Трансплантация культуры была связана с ее изменением, иногда очень существенным. Нельзя ставить знак равенства между византийской культурой у себя на родине и той византийской культурой, которая была трансплантирована в славянские страны… Византийская культура в славянских пределах была порождена византийской культурой, выросла на ее основе, но она не была ей тождественна. Славянская “рецензия” византийской культуры имела поэтому собственное лицо. Это было некоторое новое единство религии, воззрений на мир и на общество, литературы, живописи и архитектуры», — отмечает Д. С. Лихачев83.

Следуя логике Д. С. Лихачева, Русь осуществила воссоздание византийской традиции на славянской почве и в новых культурных формах. Это была творчески воссозданная, творчески преображенная византийская традиция.

Лихачевской концепции трансплантации придерживался другой отечественный ученый — Александр Панченко84. Он подчеркивал, что суверенный выбор Владимира обусловил специфику трансплантации византийской литературы. На Руси не переводили современную литературу. Отбирались произведения, созданные во II–VIII веках. «Трансплантируя византийскую литературу, Русь трансплантировала прежде всего ее фундаментальную основу…» — устанавливает Александр Панченко85. Отметим, во II–VIII веках в Византии расцвела патристика. Это было время, когда вырабатывались мировоззренческие основания Византийской цивилизации, возводился грандиозный синтез античной философской культуры и христианства, определялись пути преображения античности христианскими началами, раскрывались христианские представления о личности, складывались принципы христианского гуманизма. Это был период образования фундаментальных оснований цивилизационного организма Византии. Русь трансплантировала литературу именно указанного периода, то есть периода сложения основ Византийской цивилизации.

Итак, важно обратить внимание на пути восприятия и усвоения византийского наследия. Русь восприняла византийское наследие непосредственно в акте крещения. Крещение — не просто принятие веры, а целостное восприятие всей полноты духовных достижений Византии. Культурные сокровища Византии передавались в духовных актах непосредственной, прямой трансляции, чем обусловлено величие и богатство культурного наследия России и что стало возможным благодаря органическому характеру русско-византийских связей.

Восприятие византийского наследия осуществлялось в ходе русско-византийского культурного диалога. Этот диалог обладает исключительным значением, так как определяет пути развития русской культуры и России от глубокого прошлого до современного времени. Оно представляет творческий ответ на культурные тексты византийских традиций. Этот ответ стал вселенским духовно-энергетическим излучением, озарившим Восток и Запад, Европу и Азию.

Концепцию диалога важно дополнить концепцией трансплантации, подчеркивающей наставническую роль Византии. С крещением Руси осуществляется перенос культурных явлений Византии на славянскую почву. Освоение духовного опыта Византии приобретает по преимуществу характер трансплантации, поскольку многие культурные явления Руси еще не приобрели законченных форм. При этом Русь трансплантировала фундаментальные основы византийской культурно-цивилизационной парадигмы. Акт трансплантации — творческий акт. Русь осуществила воссоздание византийской традиции на славянской почве и в новых культурных формах. Это была творчески воссозданная традиция.

3. Культурное наследие как основание цивилизации

При анализе российского и византийского цивилизационного процесса представляется целесообразным опираться на концепцию культурного наследия как основания цивилизации. Данная концепция может быть раскрыта в виде следующих стержневых принципов.

Цивилизации представляют собой целостное единство ценностных и институциональных систем. Речь идет о институционально и ценностно оформленных больших социальных пространствах — пространствах, сложившихся в единстве институтов и ценностей. Речь идет о больших социальных системах, образованных вокруг ценностного ядра культурной жизни, — универсально значимых, больших духовных смыслов.

Космос исторически самобытных, тяготеющих к универсальности, транслируемых и воплощаемых ценностных форм как ценностный мир культурного наследия выступает сущностным основанием цивилизации. Цивилизация зиждется на культурном наследии, образующем ее устойчивый базис. Культурное наследие конституирует бытие цивилизации, выступает началом устроения ее систем. Цивилизация вырастает из ценностного пространства наследия. Фундаментальные духовные принципы, заключенные в наследии, будучи ценностным творческим ядром цивилизации, выражают само ее существо. Культурное наследие являет субстанциальные начала цивилизационного организма.

Наследие — незапамятное и надежное достояние, на которое люди опираются для решения творческих задач, которое выступает ориентиром повседневной жизни. К наследию апеллируют как к миру устоявшихся и подлинных ценностей. Речь идет о ценностях непрерывно поддерживаемых и утверждаемых, ценностях наследуемых.

Наследование культуры есть сущностная характеристика цивилизационного процесса. Поддержание культурной преемственности в течение длительного времени — не просто одна из важнейших функций цивилизации. Таким поддержанием обеспечивается ее жизнедеятельность как целостного социокультурного организма, единого социально-исторического тела. Временная и пространственная устойчивость цивилизации обусловлена осуществляющейся культурной преемственностью. Преемственность обеспечивает устойчивость присущих цивилизации социально-символических форм.

Процессы наследования представляют собой глубинные механизмы бытия цивилизации, свойственные ей при всех изменениях. Это те связи, которые объединяют цивилизацию в историческую целостность, делают ее развивающейся, сложной и высокоинтегрированной общностью. Наследование культуры формирует единство цивилизации, придает ей интегрированность при всех внутренних различиях, совмещениях разнообразных характеристик бытия, обеспечивает связь исторического и современного. Это делается возможным в силу того, что наследуются высшие духовные принципы, на которые ориентированы многообразные компоненты цивилизации.

Культурное наследие, присущее цивилизационному сообществу, указывает на его самостоятельность, уникальность и самобытность. Наследие — основа самобытного развития цивилизации. Зиждущееся на наследии, самобытное развитие подразумевает творческое значение заимствований и влияний, полиморфизма принципов культурной жизни, меняющего культурную жизнь новаторства. Оно раскрывает творческий дух цивилизации, так как строится на наследии, где пребывает ее сущностное ядро, выступающее ядром творческим.

Возможность преобразования культурных форм, созидательного присутствия прошлого в настоящем, интерпретативного характера культурно значимой деятельности коренится в самой сути наследия. Социокультурная динамика цивилизации вытекает из самого его существа. Культурное наследие содержит составляющие, делающие возможным воспроизводство, сохранение и развитие самобытной цивилизации, ее развертывание в истории как динамической системы. Цивилизация как феномен динамичный и саморазвивающийся является следствием усвоения творческих начал наследия. В самом культурном наследии заложены основания для созидательных культурных процессов, возникновения и порождения нового. Им обусловлено бытие цивилизации как самоорганизующейся целостности, динамической системы, творчески изменяющейся в пространстве и времени. В нем обретаются духовно-энергетические принципы, делающие возможным преображение ее облика.

4. Византийское наследие как фактор формирования
Российской цивилизации

Опираясь на зарубежные исследования, надо сказать, что Византийская империя представляла собой единый и целостный государственно-цивилизационный организм, осуществляющий сохранение и трансляцию культурного наследия. Византийская государственность, будучи имперско-монархической, обладала демократическими чертами. Византия — народная империя, зиждущаяся на творческих энергиях свободного народа. Она являлась империей, следующей общему благу, означающему ориентацию как на материальные ценности, так и на возвышенные культурные блага. Это было миростроительное государство, стремящееся не к колониальным захватам, а к развитию своего цивилизационного пространства и распространению цивилизационной идеи. Византия утверждала стратегическую стабильность на евразийских территориях.

Миростроительное, стабилизирующее, цивилизующее, культурирующее значение Византии определялось особыми характеристиками ее духовного мира. Это была цивилизация культурного континуитета, всемирных духовных синтезов (культурного универсализма), христианского гуманизма. На ее пространстве культурные традиции сохранялись, претворялось в жизнь их непрерывное, преемственное развитие, они вступали в творческие диалоги и формировали синтезы. Византия — самостоятельная и самодостаточная цивилизационная структура, характеризующаяся культурным универсализмом. Восполнение христианского видения личности формами античной культуры привело к образованию христианского гуманизма и превращению его в стержневое начало византийской духовной жизни.

Если опираться на отечественную интеллектуальную традицию, то своеобразие Византии проявилось в православной духовности, православном многонациональном государстве, народном пути его сложения, культурном универсализме, превратившем империю в пространство сочетания многообразных традиций Европы и Азии. Оно выразилось в воплощении целостных стратегий сохранения самобытности и преемственного развития культурных организмов. В Византии был осуществлен синтез христианского опыта духовно-личностного бытия и греческого философского мышления, христианством были интегрально восприняты греческое просвещение и гуманизм.

На базе выявленных зарубежными исследователями и отечественными учеными черт Византии можно воссоздать ее образ. Византия была целостным государством-цивилизацией. Народный характер его сложения, многонациональная форма, миростроительные задачи, присущее ему стабилизирующее значение и цивилизующее влияние органически следуют из фундаментальных духовных принципов культурного континуитета, универсализма и христианского гуманизма. Эти духовные принципы выступают началами устроения византийского цивилизационного пространства и выражают творческое ядро византийской цивилизационной системы.

Целостный государственно-цивилизационный организм, обеспечивший сохранение и трансляцию культурного наследия, народная империя, следующая общему благу, миростроительное государство, несущее стратегическую стабильность, — во всех этих чертах отчетливо проявляется образ России. Россия также со всем основанием может быть названа цивилизацией культурного континуитета, универсализма и христианского гуманизма. Обозначенные фундаментальные духовные принципы присущи и творческому ядру Российской цивилизации.

Несомненно, именно в Византии осуществлялся прорыв к современной эре. Византия — источник проекта современности. Своими очевидными достижениями (в сфере экономики, права, общественной и политической жизни, науки, техники и др.) Византийская империя участвовала в организации современного мира.

Безусловно, Западная Европа испытала сильное влияние Византии. Народы Запада черпали из Византии социально-политические, правовые, экономические, технологические, культурные формы, становящиеся движущими силами их развития и давшие им конкурентные преимущества в борьбе за лидерство. Византийское влияние приобретало тем самым фундаментальный характер. Оно содействовало всесторонней модернизации западного мира. К сожалению, последний зачастую отвечал Византии жестокостью и завистью. Прискорбно и другое: перенятые у Византии достижения нередко использовались в качестве инструмента установления господства над странами и народами.

Воздействие Византии на Россию не было подобным ее влиянию на страны Запада. Русско-византийские отношения приобрели особый характер органических связей. Крещение привело к сложению свободных и нерасторжимых культурных уз. О многом говорят пути усвоения византийского наследия. Целостное восприятие всей полноты византийской традиции осуществлялось в духовных актах непосредственной, прямой трансляции. С крещением Руси происходит перенос культурных явлений Византии на славянскую почву. Освоение духовного опыта Византии приобретает по преимуществу характер трансплантации. Трансплантируются фундаментальные основы византийской культурно-цивилизационной парадигмы. Русь творчески воссоздает византийскую традицию. Последняя обретает новую Родину. Русско-византийский культурный диалог определяет пути развития России от глубокого прошлого до современной эры. Очерченные формы восприятия византийского наследия говорят о том, что речь должна идти об усвоении именно творческого ядра Византийской цивилизации.

Поражает тотальность рецепции византийской культурно-цивилизационной парадигмы Россией. С принятием христианства совершается интегральное усвоение византийского наследия. Все это делается возможным в силу восприятия цивилизационных доминант Византии, сущностных оснований ее наследия, творческого ядра ее цивилизационного организма. Византийское наследие стало смыслообразующим и системообразующим началом Российской цивилизации. Оно стало источником оформления ее самобытного лика, фактором формирования цивилизационной субъектности и суверенитета.

Дохристианской Русью был достигнут достаточно высокий уровень развития, что и вызвало потребность обращения к Византии, позволило осуществить трансплантацию творческого ядра Византийской цивилизации. Обращение к Византии было подготовлено всем историко-культурным путем доправославной Руси. Византийское семя упало на возделанную почву. Многие элементы духовной жизни Древней Руси были созвучны составляющим духовности Византии. Вместе с тем, до крещения Русь предстает как становящийся цивилизационный мир — цивилизационный мир в процессе оформления, не представляющий завершенной и оформленной системы. До крещения Русь пребывала в поиске своего цивилизационного образа. После крещения она обретает устойчивые принципы цивилизационного бытия, цивилизационную самотождественность, удовлетворяет потребность в содержательном наполнении цивилизационной идентичности.

Никоим образом нельзя преуменьшать духовного подвига усвоения византийского наследия Россией. Творческое воссоздание византийской традиции на российских просторах, обретение византийской культурой новой Родины было великим духовным дерзанием. Величие России — в осознании и исполнении возвышенного призвания быть творческим продолжателем Византии.

Византийское наследие органично вошло в ткань Российской цивилизации. Оно стало неотъемлемой составляющей российского культурного наследия, придав ему духовное величие.

Обращение к Византии пробудило грандиозные культуротворческие силы России. Восприняв византийские идеалы, Россия их осуществила и во многом творчески превзошла.

На вселенских просторах Евразии раскрылся интегративный потенциал русской культуры, была раскрыта интеграционная природа Российской цивилизации. Ее интеграционная сущность во многом определила пути развития евразийских миров.

Впитав начала византийского универсализма, Россия творчески превзошла их. Являя более, нежели Византия, включающие, инклюзивные способности, она соединила многонациональную и многоконфессиональную всечеловеческую цивилизационную ойкумену.

Россия более, чем Византия, проявила устремленность к вырабатыванию солидарных форм жизни. Она создала беспрецедентный в истории государственный союз, который был добровольной общностью народов. Опираясь на творчески преломленные византийские идентификационные ориентиры, она оказала стратегическое консолидирующее воздействие на евразийское пространство.

Россия максимально усиливает и углубляет присущие Византийской цивилизации стратегии сохранения культурной самобытности и преемственности духовного развития народов. Еще более, чем в Византии, расцвели в России многообразные культурные миры Европы и Азии. Еще более Византии России свойственна сберегающая идентичность. Сохранение уникальных форм жизни во всей полноте и конкретности, жизненных структур, определяющих преемственность духовного пути сообществ, творческих начал, жизнедеятельность социальных организмов стали приоритетами развития Российской цивилизации. Российская перспектива евразийской интеграции означала ее культуросберегающую нормативную направленность. России в полной мере удалось стать цивилизацией культурного континуитета, сберегающим государством-цивилизацией.

Интеграционная сущность Российской цивилизации, присущее ей стремление к формированию горизонтов совместного духовного опыта, свойственная ей сберегающая идентичность органически следуют из ее гуманистических начал, имеющих православные корни. В духовном облике России более, чем в облике Византии, присутствуют черты милосердия, сострадания, жертвенности, совестливости, сердечности, братского единения в любви и соборности. Россия стремится обрести глубинные основания социальной жизни, социальных и правовых порядков в ценностном порядке соборности и сердечной любви. На фоне византийского российский гуманизм выделяется своими деятельными, преображающими, эргетическими началами, что сделало Россию одной из наиболее динамично развивающихся цивилизаций в истории человечества.

Итак, с принятием христианства совершается интегральное усвоение византийского наследия, осуществляется восприятие творческого ядра Византийской цивилизации, заложенных в нем фундаментальных духовных принципов культурного континуитета, универсализма и христианского гуманизма. Византийское культурное наследие стало неотъемлемой составляющей российского, придав ему духовное величие. Оно сделалось фактором формирования цивилизационной субъектности и суверенитета, источником оформления самобытного лика Российской цивилизации, пробудило ее грандиозные культуротворческие силы.

5. Процессы наследования в российском цивилизационном пространстве

Византию принято считать библиотекарем человеческого рода. Сохранение общечеловеческого духовного наследия — приоритетная стратегия развития Византийской цивилизации. Вслед Византии Россия также может быть названа цивилизацией культурного континуитета. Как уже отмечалось, Россия максимально усиливает и углубляет присущие Византийской цивилизации стратегии сохранения культурной самобытности и преемственности духовного развития народов. Еще более Византии России свойственна сберегающая идентичность. Сохранение уникальных форм жизни во всей полноте и конкретности, жизненных структур, определяющих преемственность духовного пути сообществ, творческих начал жизнедеятельности социальных организмов стало приоритетом развития Российской цивилизации. Интеграционные процессы, инспирированные Россией, российская перспектива интеграции на просторах Евразии обладали очевидной нормативной направленностью — культуросберегающей. Россия со всем основанием может быть названа сберегающим государством-цивилизацией. Саму историю Российской цивилизации важно увидеть процессом совершенствования, обогащения и углубления культурной памяти. История России — история творчески активного, деятельного, непрерывного накопления культурных ценностей народами в пространстве общей памяти.

Прежде чем мы попытаемся охарактеризовать (далеко не полно) процессы наследования культуры, присущие Российской цивилизации, выявить некоторые их характерные черты, целесообразно подчеркнуть, что наследование культуры, как и сама культура, есть явление сверхорганическое. Наследование может быть описано с использованием биоорганических аналогий как метафор, исключая их онтологическую трактовку (культура не рождается, не стареет, не умирает и не развивается в смысле природного организма, не наследуется генетически и т. п.). Важно указать и на отсутствие трансперсональных, биоорганических механизмов наследования, делающих излишним присутствие в его процессе свободной личности.

Процессы наследования культуры, присущие Российской цивилизации, будучи целостным жизнетворчеством, осуществляются в соединяющей поколения духовной солидарности. Они протекают в солидарной кооперации поколений. Речь идет о солидарности в творческой любви с поколениями отцов. Речь идет о солидарности с поколениями настоящими и грядущими в творческом и жертвенном служении им. Речь идет о солидарности, в которой обретается межпоколенный синтез — духовно-творческое единение поколений.

Российские процессы наследования характеризуются высоким уровнем коммуникативной сопряженности, «плотной» коммуникативной онтологией. Они раскрывают глубинные пласты человеческого общения, предполагают безграничную готовность к коммуникации, стремление к взаимному признанию, соприкосновению духовных миров. Они означают коммуникацию свободную, субъект-субъектную, диалогическую. В ее ходе мощные ценностные вертикали делают процесс общения не тождественным поверхностному коммуницированию персон. Общение, основанное на искренности, взаимной любви и братстве, то есть на коммунитарных ценностях, предстает как охватывающее всю личность. Процессы наследования осуществляются в ценностно насыщенном диалогическом пространстве. Они сопряжены с диалогически активными и духовно наполненными актами познания прошлого и настоящего.

Российские процессы наследования характеризуются соучастием в культурной традиции, со-бытием в ней. Наследование — со-действие, живое сопричастие историческому потоку, пребывание в нем. Оно представляет собой проникающее прикосновение к историческому потоку, в ходе которого человек делается носителем духовных смыслов.

В российском цивилизационном пространстве наследование культуры осуществляется в творчески активном, духовно-предметном сердечном созерцании — созерцании, сочетающем всю полноту душевно-духовных сил личности. Речь идет о наследовании как кардиогносии, о целостном сердечном, духовно-предметном созерцании-наследовании традиций. Такое наследование конкретно-исторично. Наследуются конкретные культурные формы. Наследуются ценности культуры, воплощенные исторически определенным образом. Наследуются конкретные формы исторической жизни, в которых раскрываются универсальные начала культуры, ее общечеловеческое духовное измерение. Наследование предстает творческим, духовно предметным и целостным созерцанием исторического бытия народа.

Свойственные Российской цивилизации процессы наследования выражают духовную жизнь как отдельного человека, так и всего народа. Наследование народно, вытекает из глубин народной жизни, затрагивает освещенные ценностями повседневные формы существования, представляющие целостный поток жизни духа. Наследуются от поколения к поколению как выдающиеся шедевры, так и сохраняемая и обогащаемая повседневная «ткань жизни». Наследование — творчески-поступательная жизнь народа в живой связи с его историческим прошлым. Процессы наследования — творческие потоки индивидуального и нерасторжимого с ним народного лицестроения, творческие акты созидания своей личности и народного лика как соборной персоны.

В российском цивилизационном пространстве наследование есть процесс динамически-наступательный, творческий, и в то же время соединенный с предшествующими достижениями, духовно-ценностными корнями исторической жизни. Его характеризует творческое устремление вперед, наступательная динамичность, стремление к созданию новых ценностей. Но это творческое устремление вырастает из корней предыдущего, уходит в духовно-ценностную почву прошлого, не будучи механически обусловлено им.

Российские процессы наследования характеризует творческая динамика и преемственность с прошлым. Они связаны с творческим нарастанием и сохранением духовных ценностей. Это процесс творческий и динамический. И его отличает укорененность и почвенность, укорененность в духовно-ценностных почвах прошлого, в совокупности его традиций. Подлинно жизненным и динамичным оказывается то, что укоренено в исторической почве. Наследование динамически открыто настоящему и будущему, и его характеризует глубокая историчность. Оно осуществляется в динамическом духовно-творческом росте, является культивацией ценного, созданного в истории.

В российском цивилизационном пространстве наследование — преображение и обогащение наличествующего, исторически данного духовного опыта. Оно предстает сохранением, упрочением и преображением органически сложившейся, ценностно-организованной исторической ткани. При этом творческие трансформации упрочняют духовно-исторические почвы, а не разрушают их.

Итак, российскому процессу наследования свойственно органическое сочетание соборно-солидарных и персонных форм. Процессы наследования — творческие потоки личного и нерасторжимого с ним народного лицестроения, творческие акты созидания своей личности и народного лика как соборной персоны. Для российских процессов наследования характерна глубинная, целостно охватывающая личность и ценностно насыщенная коммуникация. Ему присуще духовное сопричастие, со-бытие историческому потоку. В российском цивилизационном пространстве наследование культуры осуществляется как кардиогносия — творчески активное, духовно предметное сердечное созерцание, соединяющее всю полноту душевно-духовных сил личности. Наследование вытекает из глубин народной жизни, затрагивает освещенные ценностями повседневные формы народного бытия, являющие целостный поток жизни духа. Оно осуществляется на базе исторически самобытного опыта народа. Причастность духовно-историческим почвам сохраняет «внутреннюю идентичность», самотождественность наследования. Речь при этом идет о творческой причастности, о наследовании как непрерывном оживлении и обновлении традиций. В российском цивилизационном пространстве наследование есть процесс одновременно динамически-наступательный, характеризующийся творческой динамикой, динамическим духовно-творческим ростом и укорененный в духовно-ценностных почвах. При этом его динамически-наступательные, преображающе-энергетические начала сохраняют, упрочняют и созидают духовно-ценностные почвы, а не разрушают их.

Указанные особенности процессов наследования органически связаны с особым характером гуманистических начал, присущих Российской цивилизации. Речь идет о действенных и преображающих, соборных, коммюнотарных началах российского гуманизма, а также о его каритативном и кардиогностическом характере, означающем восприятие мироздания через собирающее все силы личности сердце. Присущая России специфика осуществления процессов наследования сделала возможным ее развитие как цивилизации с ярко выраженной сберегающей идентичностью, как сберегающего государства-цивилизации, осуществляющего во всей полноте принципы культурного континуитета.

В качестве основных современных угроз общечеловеческому развитию принято выделять унификацию человечества в элементарной (массовой) культуре, ее глобальном всеядном синкретизме. Такая унификация служит размыванию творческих ядер больших сообществ, эрозии их духовных почв, что грозит катастрофой общепланетарного масштаба. Творческое ядро — осевой ценностный мир великого сообщества-цивилизации, имеющий общечеловеческое значение, так как исходя из него истолковывается жизнь на планете. В связи со столь серьезными угрозами принципиальным представляется вопрос о сбережении основополагающих для цивилизационных сообществ исторически сформированных стержневых ценностных начал, удержании ценностных ядер великих цивилизационных систем, обеспечивающих их консолидацию, непрерывность суверенного развития, дающих духовные силы для исторического творчества. Именно в этом ракурсе видится все значение обращения к теме воздействия византийского наследия на российский цивилизационный процесс. Византийская цивилизация представляет собой одну из ведущих в человеческой истории. России удалось усвоить и творчески воссоздать ее стержневое ценностное измерение. Византийское культурное наследие стало неотъемлемой составляющей российского, придав ему духовное величие и пробудив грандиозные творческие силы России. Обращение к теме византийских истоков Российской цивилизации означает обращение к проблеме формирования ее сущностных оснований. Оно подразумевает акцентирование темы сохранения творческих начал российского цивилизационного процесса, теснейшим образом переплетенного в своих фундаментальных основах с византийским. Призыв к сохранению византийского наследия оказывается глубинным образом взаимосвязанным с призывом к сохранению культурного наследия России.

17. Формирование гражданской нации и вопросы преодоления мультикультурализма

В нашем анализе мы будем исходить из концепции гражданской нации И. А. Ильина. Гражданская нация видится мыслителю общенациональным братством, всенациональным сотрудничеством народов России в русской культуре, связывается с их соучастием в общественно-политической жизни страны. Гражданскую нацию, следуя логике И. А. Ильина, можно определить и как выражение живого организма России, сформированного под историческим водительством русского народа.

Известно, что цели государственной национальной политики Российской Федерации подразумевают формирование общероссийского национально-гражданского самосознания, упрочнение духовной общности многонационального народа Российской Федерации (российской нации) при сохранении этнокультурного многообразия народов России.

Российская нация — исторически сложившаяся целостная единая социокультурная общность, объединенная русской культурой и характеризующаяся «многоцветием» этнокультурного разнообразия. К сожалению, приходится констатировать, что рядом представителей экспертного сообщества России продолжают навязываться обществу и государству скомпрометировавшие себя повсеместно мультикультуралистские теории и практики. Непреодоленное влияние мультикультурализма приводит к тому, что превратно трактуемое содействие этнокультурному многообразию народов России (в смысле поощрения искусственного конструирования многообразия в социальных тканях) приходит в противоречие с задачами укрепления единства многонационального народа Российской Федерации. В таком случае понятие «российская нация» может заведомо искажаться по лекалам мультикультурализма, утрачивая классическую культурно-историческую трактовку и приобретая трактовку чрезвычайно абстрактную, формальную, удобную для наполнения мультикультуралистским содержанием, что означает фальсификацию гражданского нациестроительства.

Непреодоленное влияние теорий мультикультурализма в российской экспертной среде делает целесообразным указание на комплекс мультикультуралистских идей и подходов, имеющий отношение к подрыву национально-гражданского строительства.

Следуя мультикультуралистским принципам, этничность представляет собой социальную конструкцию, характеризующуюся гибкостью и податливостью. Сущность этничности определяется теми, кто с ней «работает». Этничность «лепится» каждый раз в зависимости от властных отношений. Она может быть рассмотрена как нечто изменчивое, всегда открытое для трансформаций, носящее ситуативный характер, не укорененное в истории, не обладающее базовыми чертами, конструируемое извне. Речь идет о «дискурсе фиктивной идентичности», который фактически как угодно конструируется экспертами и продвигается во власть. Сторонники мультикультурализма целеустремленно стараются вдохновить власть идеей произвольного тиражирования «этнического многообразия». Искусственное культивирование мнимого «этнического многообразия» принципиально для мультикультурализма, так как дискурс «периферийной этничности» подрывает исторически вызревшие в данной стране основополагающие модели гражданско-национального единства.

Именно приверженцы мультикультурализма настаивают на искусственном взращивании «этнокультурного многообразия», навязывая свои представления обществу и государству, желая превратить государство в «машину», непрерывно производящую всевозможные «многообразия» и «идентичности», не укорененные в исторических формах жизни. Государство, зараженное «политикой идентичности», основанной на произвольном тиражировании этничности, ее искусственном формировании и развитии, содействует фрагментации больших сообществ, заведомо подрывает основы гражданской нации, погружает народ страны в состояние идентификационного кризиса. Действительно, мир «этнических идентичностей», обращенных «в разные стороны», да еще старательно возделываемый государством, выглядит для гражданина утратившим связь с народными истоками. Последний оказывается «заброшенным» в состоящее из искусственных элементов конструируемое пространство, которое никак нельзя воспринять в качестве дома.

Серьезный «побочный эффект» практического воплощения мультикультуралистских теорий — фрагментация общественной жизни и рост этносепаратизма. Мультикультуралистские подходы позволяют безосновательно рассматривать любые социальные группы как этнокультурные. В их контексте фактически любое социальное объединение имеет право интерпретировать свою деятельность как программу этнокультурного развития. Мультикультурализм беспочвенно делегирует культурную идентичность любой группе, заявляющей о своих якобы культурных задачах. Он поощряет произвольное экспериментирование с культурой и этничностью на всех уровнях. Но тогда каждый может заявить право «на свою долю» в национальном общественно-государственном организме, причем именно так, как он это понимает. В таком случае сторонники «этнокультурного многообразия» способны оспаривать существование преобладающей общегражданской национальной культуры, утверждая тем самым фрагментацию общественной жизни и этносепаратизм.

Существенный «след» мультикультурализма состоит в замалчивании значения русской культуры как начала, собирающего и сплачивающего российскую нацию в единое целое. Системное искусственное замалчивание значения русской культуры в формировании российской нации, отсутствие ясного указания на важность ее поддержки в целях российского нациестроительства, позиционирование ее роли в виде «скрытого», неочевидного тезиса, требующего расшифровки и допускающего различные трактовки, способствует идентификационной дезориентации, росту психологии внутреннего диссидентства, отчуждению народа от государства, распространению сомнений в целесообразности существования российской нации как таковой.

Задачей российского государства выступает обеспечение приобщения к русскому языку и культуре на всей его территории и для всех его граждан. Несомненно, региональные власти и органы местного самоуправления вместе с общественными организациями и частным бизнесом имеют все основания поддерживать культурные и языковые запросы граждан в целях сохранения присущего России культурного многообразия. Тем не менее, это не означает, что их творческая кооперация не должна затрагивать вопросы обеспечения приобщения к русскому языку и культуре, сводиться исключительно к одностороннему обеспечению преференций представителей миноритарных сообществ. Сотрудничество общественных и государственных сил, которое в той или иной форме и степени всегда осуществляется на региональном уровне (даже будучи слабо институциализированным и в силу этого недостаточно очевидным), при одностороннем содействии «этническому многообразию» в смысле мультикультурализма способно провоцировать так называемую позитивную дискриминацию (дискриминацию наоборот), сопровождающуюся кризисом общегражданской идентичности, конфликтами между этнонациональной и общегражданской лояльностью, ощущением непричастности к общенациональной жизни у большинства. Эффективное взаимодействие общественных и государственных сил на региональном уровне определяется их способностью содействовать этнокультурному многообразию, не упуская из вида задачу поддержки русской культуры как связующего начала межэтнической коммуникации, сокращающего культурные дистанции, связующего начала, способствующего сохранению и расцвету этнокультурного многообразия. Принципиально значимо творческое соединение программ и проектов, нацеленных на содействие русской культуре, с проектами и программами, содействующими этномногообразию. Существенно их творческое соединение, включенность первых во вторые, их синтезирование. Важно адекватное отражение в проектах и программах исторической вовлеченности русской культуры в процесс раскрытия этнокультурного многообразия, ее включенности в фундаментальные процессы истории и современной жизни различных народов страны. Речь идет не о том, чтобы симметрично дополнить содействие этнокультурному многообразию содействием русской культуре, а о его погружении в русский культурный контекст, в отражении русской культуры как неотъемлемой части самосознания народов России, их этнопонимания, в отражении ценностей русской культуры народами России как своих собственных, а не принятых по принуждению.

Безусловно, проекты и полномочия региональных органов власти обладают глубокой спецификой. Их работа требует понимания своеобразия региона, компетентной коммуникации с общественными организациями. Тем не менее, она не может быть сведена к пассивной рецепции общественных инициатив. Региональная власть должна оставаться активным субъектом национальной политики. Эффективность ее работы напрямую связана с умением отделить подлинное этнокультурное своеобразие от его фальсификаций, с накоплением практики определения ценностных границ деятельности гражданских ассоциаций, со способностью последовательно приобщать к созиданию национального единства гражданские институты, содействовать этническим идентичностям, обладающим трансгосударственным характером, в их роли связующих звеньев гражданской нации, содействовать органическому сочетанию региональных и этнических лояльностей с национально-гражданской, кроссэтническому взаимодействию как фактору формирования общероссийского национального самосознания.

Важным видится преодоление региональной властью рецепционных, а также односторонне патерналистских и протекционистских принципов работы. Функции региональной власти не сводятся к регистрации происходящих процессов и их опеке. Подобные «пассивные» стратегии могут смыкаться с тиражированием искусственного этномногообразия, оборачиваться активным воплощением принципов мультикультурлизма. Призвание региональной власти — в поощрении к деятельности на общее благо страны, вовлечении сообществ в гражданско-национальную интеграцию. Стратегии вовлечения и поощрения подразумевают работу с исторически укорененными идентичностями, а не умышленно созданными социальными конструктами.

В соработничестве региональной власти и общественных сил большое значение имеет верификация деятельности и программ сообществ, заявляющих о себе в качестве субъектов уникальных этнокультурных, национальных и цивилизационных идентичностей. Как известно, в России количество национальностей выросло менее чем за двадцать лет со 128 (1989 г.) до 182 (2002 г.), и в переписи населения 2010 года еще добавится около десятка. Фактически удвоился список коренных малочисленных народов. Крайне важно, руководствуясь принципом информационной открытости, осуществлять публичное обсуждение истории работы сообществ, их современной деятельности, программ их развития. Чрезвычайно значима серьезная экспертная оценка деятельности сообществ. Необходимо, чтобы они аргументированно обосновали свою связь с духовностью и культурой. Желательно, чтобы они зарекомендовали себя как работающие на благо общества в течение определенного времени. Если сообщество не доказало своей жизнеспособности в аспекте деятельности на общее благо страны, если оно лишено опыта созидательной культурно-творческой работы, если путь его развития не подразумевает разнообразные, но действенные механизмы включения в преобладающую национально-гражданскую культуру, если декларируемые им ценности и стили жизни при всем своеобразии не направлены на воплощение общероссийского национального ценностно-нормативного гражданского консенсуса, то государственная поддержка его программ может быть оспорена. Отнюдь не всякое сообщество, обозначившее свои цели как культурные и в силу этого заявляющее претензии на государственную поддержку, является подлинно таковым. Государственная поддержка должна оказываться сообществам, ориентированным на включение и интеграцию в пространство гражданско-национальной жизни, на поддержание собственной идентичности в глубинной взаимосвязи с общенациональной, сообществам, действительно глубоко укорененным в истории страны, позиционирующим свою самобытность в горизонте русской культуры.

Можно положительно рассматривать инициативы касательно большей передачи ресурсов, полномочий и ответственности в области этнокультурной политики и регулирования межэтнических отношений на уровень региональной и местной властей, общественных сил, традиционных институтов. Действительно, этот уровень зарекомендовал себя как эффективный в разрешении межэтнических противоречий. Тем не менее, эффективность подобных шагов все же будет очевидной при концептуальной консолидации экспертного сообщества, на основании оценок которого должны приниматься стратегические решения. Его работа должна осуществляться в едином концептуальном пространстве. Региональный уровень экспертного сообщества должен реализовывать деятельность в едином концептуальном поле с федеральным. Региональный компонент экспертного сообщества должен быть воссоединен с федеральным. Несомненно, работа экспертного сообщества в регионах может и должна воплощать принцип сотрудничества государственной власти и общества. При этом она должна опираться на единые принципы.

Глава 4. Современные проблемы в сфере состояния межнациональных отношений как результат внедрения в общественно-государственную жизнь страны западных моделей нациестроительства

1. Базовые принципы президентской концепции
государственной национальной политики

В нашем анализе мы будем исходить из президентской концепции государственной национальной политики. Отметим, что она основывается на интеллектуальной традиции русской мысли (творческое наследие К. Леонтьева, И. Ильина, Н. Бердяева и многих других), зиждется на многовековом опыте развития нашего Отечества. Обозначим ее стержневые принципы.

1.1. Президент исходит из представления о России как об «историческом государстве», «государстве-цивилизации», «которое способно органично решать задачу интеграции различных этносов и конфессий»86. Им отмечается уникальная созидательная роль русского народа в его строительстве. Русский народ и его культура, ставшая достоянием всех народов страны, видятся ему стержнем, скрепляющим ткань Российской цивилизации. Поскольку российская цивилизационная идентичность зиждется на сохранении русской культурной доминанты, то, соответственно, русский культурный код «надо питать, укреплять и беречь»87.

1.2. Исторически Россия формировалась как многонациональное государство-цивилизация и многонациональный народ — гражданская нация. Именно объединяющие начала гражданской нации, на взгляд президента, позволили преодолеть Смутное время XVII столетия. В. В. Путин указывает на связывающую роль русского народа и его культуры в формировании гражданской нации России. Российская гражданская идентичность зиждется на сохранении русской культурной доминанты, ставшей достоянием всех народов страны. Соответственно, укрепление единства гражданской нации достигается через сохранение и упрочение русской культурной доминанты, обеспечение ее непрерывной передачи из поколения в поколение.

1.3. Президент говорит о важности формирования стратегии национальной политики, основанной на гражданском патриотизме, рассматривает гражданский патриотизм как основу национального единства России. Он убежден, что патриотизм выступает объединительным фактором российской нации. При этом гражданский патриотизм предстает для него в органической связи с правосознанием общества, культурными и религиозными традициями.

1.4. Президент видит гражданскую нацию в контексте единого правового и культурно-ценностного поля страны. «Никто не имеет права ставить национальные и религиозные особенности выше законов государства. Однако при этом сами законы государства должны учитывать национальные и религиозные особенности»88. «Формирование именно гражданской идентичности на основе общих ценностей, патриотического сознания, гражданской ответственности и солидарности, уважения к закону, сопричастность к судьбе Родины без потери связи со своими этническими, религиозными корнями — необходимое условие сохранения единства страны»89. Гражданин страны — человек, любящий свою Родину, обладающий высокой внутренней культурой, впитавший ее ценности, историю и традиции, не забывающий о вере и этнической принадлежности. В формировании гражданина России президентом особо выделяется «гражданская задача образования и системы просвещения — дать каждому тот абсолютно обязательный объем гуманитарного знания, который составляет основу самоидентичности народа»90. «И в первую очередь речь должна идти о повышении в образовательном процессе роли таких предметов, как русский язык, русская литература, отечественная история — естественно, в контексте всего богатства национальных традиций и культур»91.

1.5. Президент считает стратегической задачей сбережение народов и культур Российской полиэтнической цивилизации, их вовлечение в государственное и культурное созидание. Он убежден, что «в нашем многообразии всегда была и есть наша красота и наша сила»92. Важно отметить, что речь идет именно о единстве в многообразии — гражданско-национальном и цивилизационном.

1.6. Президент подчеркивает органическую связь национальной и культурной политики. Он указывает на необходимость культурной политики, формирующей понимание единства исторического процесса, вырабатывающей целостное мировоззрение, скрепляющее нацию. Государственная национальная и культурная политика должны проистекать из основополагающих ценностей Российской цивилизации, опираться на все богатство отечественного исторического опыта.

1.7. В. В. Путин исходит из традиционного для России представления об активной и созидательной роли государства в решении общенациональных вопросов. При этом им подчеркивается важность соработничества общества и государства. «Гражданский мир и межнациональное согласие … — это кропотливая работа государства и общества, требующая очень тонких решений, взвешенной и мудрой политики, способной обеспечить “единство в многообразии”»93. Президентом особо отмечается, что насильно заставить быть вместе нельзя.

Итак, с позиции президента, Россия исторически складывалась как многонациональное государство-цивилизация и многонациональный народ — гражданская нация. Им указывается на уникальную связывающую, объединительную роль русского народа и его культуры в формировании России как страны-цивилизации и гражданской нации. Национальная политика связывается президентом с сохранением и укреплением русской культурной доминанты страны. Он видит гражданскую нацию в контексте единого правового и культурно-ценностного поля России. Президент говорит о важности формирования стратегии национальной политики, основанной на гражданском патриотизме, связывая его с правосознанием общества, культурными и религиозными традициями. Он считает стратегической задачей сбережение народов и культур Российской полиэтнической цивилизации, понимая при этом сохранение единства (гражданско-национального и цивилизационного) в многообразии. Президент подчеркивает органическую связь национальной и культурной политики. Он исходит из традиционного для России представления об активной и созидательной роли государства в решении общенациональных вопросов. При этом им указывается на важность соработничества общества и государства.

2. Теории и практики, несовместимые с национальной политикой Российской Федерации

Ясно и последовательно В. В. Путин обозначил те подходы, теории и практики, с которыми национальная политика несовместима. Оппонирование им — неотъемлемая составляющая президентского видения национальной политики.

2.1. Президент выступает против механического копирования чужого опыта. На его взгляд, «грубые заимствования, попытки извне цивилизовать Россию не были приняты абсолютным большинством нашего народа, потому что стремление к самостоятельности, к духовному, идеологическому, внешнеполитическому суверенитету — неотъемлемая часть нашего национального характера»94.

2.2. Президент подчеркивает, что национальная идея основывается на национальной идентичности. Она не может быть разработана как искусственный конструкт социальными технологами и экспертами в отрыве от ценностей Российской цивилизации, при игнорировании исторического пути страны, вне ее богатейших культурных традиций, а затем навязана обществу. «Мы также понимаем, что идентичность, национальная идея не могут быть навязаны сверху, не могут быть построены на основе идеологической монополии. Такая конструкция неустойчива и очень уязвима, мы знаем это по собственному опыту, она не имеет будущего в современном мире»95.

2.3. Президент четко выделяет ряд опасных для страны концепций и социальных технологий, направленных на то, чтобы «вырвать» русский стержень, скрепляющий ткань Российской цивилизации, взломать русский цивилизационный код страны. «Вот как раз этот стержень разного рода провокаторы и наши противники всеми силами будут пытаться вырвать из России — под насквозь фальшивые разговоры о праве русских на самоопределение, о “расовой чистоте”, о необходимости “завершить дело 1991 года и окончательно разрушить империю, сидящую на шее у русского народа”. Чтобы в конечном счете — заставить людей своими руками уничтожать собственную Родину»96.

2.4. С позиции президента, в ряде современных стран «пересматриваются нормы морали и нравственности, стираются национальные традиции и различия наций и культур»97. Подобные процессы связаны с искусственным и принудительным разрушением традиционных ценностей «сверху», что «в корне антидемократично, поскольку проводится в жизнь исходя из абстрактных, отвлеченных идей, вопреки воле народного большинства, которое не принимает происходящей перемены и предлагаемой ревизии»98. Для президента неприемлемы модели национальной политики, не укорененные в истории народов, основанные на навязываемых обществу отвлеченных идеях, разрушающие народные традиции и нравственные основания народной жизни.

2.5. Президент подверг жесткой критике теории и практики мультикультурализма, констатировал их крах. Мультикультурализм видится ему искусственно внедряемой сверху, привнесенной моделью. Следуя его позиции, мультикультурализм «возводит в абсолют “право меньшинства на отличие” и при этом недостаточно уравновешивает это право — гражданскими, поведенческими и культурными обязанностями по отношению к коренному населению и обществу в целом»99. «Во многих странах складываются замкнутые национально-религиозные общины, которые не только ассимилироваться, но даже и адаптироваться отказываются. Известны кварталы и целые города, где уже поколения приезжих живут на социальные пособия и не говорят на языке страны пребывания. Ответная реакция на такую модель поведения — рост ксенофобии среди местного коренного населения, попытка жестко защитить свои интересы, рабочие места, социальные блага — от “чужеродных конкурентов”. Люди шокированы агрессивным давлением на свои традиции, привычный жизненный уклад и всерьез опасаются угрозы утратить национально-государственную идентичность»100. С позиции президента, «нужно уважать право любого меньшинства на отличие, но и право большинства не должно быть поставлено под сомнение»101. В. В. Путин указывает на недопустимость построения национальной жизни в стране исходя из идей и практик мультикультурализма: «Мы не допустим появления в России замкнутых этнических анклавов со своей неформальной юрисдикцией, живущих вне единого правового и культурного поля страны, с вызовом игнорирующих общепринятые нормы, законы и правила»102. Мультикультуралистской бесполой и бесплодной толерантности Путин противопоставляет российский опыт «совместной, органичной жизни разных народов в рамках одного единого государства»103.

2.6. Историческая Россия, следуя президенту, не складывалась как государство моноэтническое, поэтому идеи реализации проекта моноэтнического государства находятся в противоречии с историей страны. Эксплуатируя «тему русского, татарского, кавказского, сибирского и какого угодно еще любого другого национализма и сепаратизма, мы встаем на путь уничтожения своего генетического кода»104.

2.7. Особое внимание президент уделяет выявлению истинных причин межэтнического напряжения в стране. «Его провоцируют не представители каких-то народов, а люди, лишенные культуры, уважения к традициям, как своим, так и чужим. Это своего рода аморальный интернационал…»105. Таким образом, глубинные причины межэтнического напряжения связываются президентом с забвением культурных ценностей и традиций.

Подведем итоги. Президент выступает против механического копирования чужого опыта формирования нации, связывая такое копирование с попытками цивилизовать Россию извне. Им подчеркивается, что национальная идея основывается на национальной идентичности. Она не может быть разработана как искусственный конструкт социальными технологами и экспертами в отрыве от ценностей Российской цивилизации, а затем навязана обществу. Президент видит неприемлемыми для страны концепции и социальные технологии, направленные на то, чтобы «вырвать» русский стержень, скрепляющий ткань Российской цивилизации. Он подверг жесткой критике теории и практики мультикультурализма, констатировал их крах. Мультикультуралистской бесполой и бесплодной толерантности он противопоставил российский опыт «совместной, органичной жизни разных народов в рамках одного единого государства»106. Глубинные причины межэтнического напряжения связываются им с забвением культурных ценностей и традиций.

3. Ключевые проблемы в сфере состояния
межнациональных отношений в современной России

В докладе «О мерах по укреплению межнационального согласия в российском обществе», представленном рабочей группой на заседании Президиума Государственного Совета РФ (11 февраля 2011 г., Уфа), в качестве ключевых проблем в сфере состояния межнациональных отношений верно выделены:

3.1. Слабая общероссийская гражданская идентичность, в том числе у северокавказской молодежи, при все большей значимости этнической и религиозной самоидентификации.

3.2. Этнополитический и религиозно-политический радикализм и экстремизм, в том числе в молодежной среде.

3.3. Сложное социокультурное самочувствие русского народа на фоне этнической мобилизации других этнических сообществ и роста числа мигрантов, неудовлетворенность его этнокультурных потребностей.

3.4. Рост националистических настроений в среде русской молодежи.

3.5. Низкая активность неправительственных организаций.

3.6. Отсутствие общественного согласия по вопросу базовых ценностей российского общества, по-прежнему незначительная роль традиционных (в том числе семейных и религиозных) ценностей в жизни современного россиянина на фоне роста активности как традиционных, так и новых религиозных организаций.

3.7. Попытки реализации на территории Российской Федерации ряда геополитических проектов в интересах отдельных зарубежных государств, этнических или религиозных сообществ и направленных на дестабилизацию общественно-политической ситуации в России вплоть до распада государства по этническому или религиозному принципу.

Федеральная целевая программа «Укрепление единства российской нации и этнокультурное развитие народов России (2014–2020 годы)» отмечает все те же фундаментальные проблемы в сфере состояния межнациональных отношений в современной России, расширяя их перечень:

3.8. Слабое общероссийское гражданское самосознание (общероссийская гражданская идентичность) при все большей значимости этнической и религиозной самоидентификации.

3.9. Этнополитический и религиозно-политический радикализм и экстремизм.

3.10. Сложное социокультурное самочувствие русского народа, неудовлетворенность его этнокультурных потребностей.

3.11. Рост националистических настроений в среде различных этнических общностей.

3.12. Рост числа внешних трудовых мигрантов и их низкая социокультурная адаптация к условиям принимающего сообщества.

3.13. Недостаточная координация как на федеральном, так и на региональном уровне использования ресурсов в целях достижения гармонизации межнациональных отношений, укрепления гражданского единства многонационального народа Российской Федерации (российской нации).

3.14. Сохранение (при высоком российском стандарте защиты языковых и культурных прав народов России) неудовлетворенности в среде отдельных народов уровнем обеспечения их культурно-языковых прав.

3.15. Сохранение сложной этнополитической и религиозно-политической ситуации на Северном Кавказе.

3.16. Усиление негативного влияния внутренней миграции на состояние межэтнических и межрелигиозных отношений в субъектах Российской Федерации.

В Указе Президента РФ от 19 декабря 2012 года № 1666 «О Стратегии государственной национальной политики Российской Федерации на период до 2025 года» прямо говорится о том, что нерешенные проблемы в сфере межнациональных отношений вызваны «некоторыми просчетами в государственной национальной политике Российской Федерации». При этом указывается на сохранение актуальности проблем, связанных «с проявлениями ксенофобии, межэтнической нетерпимости, этнического и религиозного экстремизма, терроризма» (3.17).

Цели государственной национальной политики Российской Федерации подразумевают упрочение общероссийского гражданского самосознания и духовной общности многонационального народа Российской Федерации (российской нации). К сожалению, при взгляде на выделенные ключевые проблемы в сфере состояния межнациональных отношений очевидно, что потенциал общегражданской национальной солидарности остается до сих пор раскрытым явно недостаточно. Между тем единый многонациональный народ рассматривается единственным источником власти в Конституции страны! Отмеченные проблемы в сфере состояния межнациональных отношений в современной России носят настолько существенный характер, что правомочно поставить вопрос о выявлении тех концептуальных подходов в государственной политике, которые оказались не в состоянии обеспечить сильную национально-гражданскую идентичность и межнациональное согласие в российском обществе.

Итак, ключевые проблемы в сфере состояния межнациональных отношений свидетельствуют о том, что потенциал общегражданской национальной солидарности остается до сих пор раскрытым явно недостаточно. Ключевые проблемы в сфере состояния межнациональных отношений в современной России носят настолько существенный характер, что правомочно поставить вопрос о выявлении тех концептуальных подходов в государственной политике, которые оказались не в состоянии обеспечить сильную национально-гражданскую идентичность и межнациональное согласие в российском обществе.

4. Последствия внедрения в общественно-государственную жизнь страны западных моделей нациестроительства

К сожалению, приходится констатировать, что представителями экспертного сообщества России навязывались и продолжают навязываться обществу и государству повсеместно скомпрометировавшие себя, разработанные на Западе, не укорененные в российском культурно-историческом опыте, неорганичные для России теории и практики гражданского нациестроительства. В таком случае образ российской нации заведомо искажается по западным лекалам, утрачивая характерное для российского культурно-исторического пути содержание, что означает фальсификацию гражданского нациестроительства.

Эксперты, навязывающие западные (неолиберальные и постмодернистские) трактовки гражданской нации, подают их с большим энтузиазмом как единственно возможные, как некое «откровение» о национальном вопросе. Для них речь идет о качественно новом уровне формирования национальной идентичности. Складывается впечатление, что Россия до недавнего времени, в сущности, не имела вразумительных представлений о гражданской нации. Между тем подобные подходы представляют собой разработки западных экспертных групп и социальных технологов конца XX — начала XXI столетия, связанные с повсеместно подвергающимися критике неолиберализмом и постмодернизмом.

Внедрение указанных подходов не соответствует президентской модели национальной политики, так как соединено с грубыми заимствованиями, механическим копированием противоречивых западных теорий и опыта конца XX — начала XXI столетия, представляет собой попытки цивилизовать Россию извне, что не может быть принято большинством народа, видящем в суверенитете фундаментальную ценность. Западные подходы не проистекают из основополагающих ценностей Российской цивилизации, не опираются на все богатство отечественного исторического опыта.

Далее мы продемонстрируем несоответствие западных теорий и практик нациестроительства президентской концепции, а также выявим зависимость ключевых проблем в сфере состояния межнациональных отношений от их внедрения в сферу национальной политики.

4.1. Западные теории, тиражируемые российской экспертной средой, исходят из субъективистских и конструктивистских трактовок нации, отличающихся ограниченностью и внутренней противоречивостью. В их контексте нации — продукт конструирования узких интеллектуальных групп, навязывающих обществу и государству свое видение социальной реальности. Тогда как в действительности нации — естественным образом сложившиеся в ходе исторического процесса, объективно существующие общности.

Конструктивистская идентичность представляет собой разработку национальной идеи как искусственного конструкта в отрыве от исторически сложившейся российской национальной и цивилизационной идентичности. Ее внедрение связано с попыткой навязать идентичность искусственно сверху, на основе идеологической монополии, антидемократично, что не достигнет желаемых целей, так как не будет принято большинством. Гражданская нация как конструктивистская идентичность не смогла и не сможет стать ведущей идентичностью, объединяющей население страны.

Формирование национальной политики исходя из конструктивистских подходов оборачивается замещением соработничества общества и государства подчинением государства влиянию узких экспертных групп, трактующих себя элитой, конструирующей социальную реальность с чистого листа. Такая ситуация становится неблагоприятным фактором для партнерских взаимоотношений между общественными объединениями и государственными структурами, не способствует вовлечению в работу по выработке и реализации национальной политики институтов гражданского общества, блокирует созидательную активность неправительственных организаций, разрушает общественно-государственный консенсус (см. 3.5; 3.6).

4.2. Внедряемые теории гражданской нации связывают идею гражданства с минимально «нагруженной» идентичностью, «тонким» пониманием, не подразумевающим укорененности гражданина в исторической общности, наличие формирующей его целостной культурной среды, выработанной в ходе коллективной истории, следование традиционной этике и правовой культуре. Гражданский статус здесь конкретизируется в основном через формально трактуемые права. Подобное видение гражданства означает ревизию его классического понимания. Отечественной истории присуща классическая, ценностно-насыщенная идея гражданства, связанная с добродетелями (ответственность за дела сообщества, взаимное уважение, дружба, доброжелательность и т. д.), патриотической солидарностью, приобщением к культурному наследию.

Воплощение модели гражданства с минимально «нагруженной» идентичностью, «тонким» содержанием может способствовать развитию субъективизма в моральных суждениях, разрыву социальных связей, отрыву от культурно-исторических корней, ценностному релятивизму, переходящему в правовой нигилизм, что делает человека легко подверженным манипуляции со стороны разного рода националистов и экстремистов (см. 3.2; 3.4; 3.7; 3.9; 3.11; 3.17).

Внедрение культурно-дистанцированной концепции гражданской нации, строго разграничивающей гражданство и культурную идентичность, трактующей гражданство как не соположенное ей, означает разрушение органической связи национальной и культурной политики. Культурная политика, вырабатывающая целостное мировоззрение, скрепляющее нацию, оказывается отчужденной от национальной в силу несущественного значения культурного «компонента» гражданской идентичности, его трактовки как некой «прибавки» к последней.

4.3. Следуя западным моделям, гражданская нация — произвольно выделяемая абстрактная, формальная правовая общность, не связанная историческим и культурным единством. Строительство такой нации зиждется на поощрении абстрактной, бессодержательной, формально трактуемой идентичности. Оно протекает вне ценностно-смыслового и нравственного наполнения национального единства, вне поощрения высокого уровня «насыщенности» поддерживаемой государством идентичности культурным, историческим, ценностным содержанием.

В действительности гражданская нация представляет собой историческую форму существования народа. Она насыщена ценностным, историческим, глубинным культурным содержанием, являя собой как правовое, так и духовно-нравственное единство. Она созидается вдоль культурных линий, а не наперекор им.

Следуя западным моделям, гражданская нация возводится через ее отделение от культуры большинства. Исторически обусловленное единство гражданской нации и культуры большинства должно быть искусственно прервано, так как оно «всегда препятствует» равному участию граждан в общественно-политической жизни. Именно «успешное» осуществление разрыва культуры большинства и гражданской нации позволяет адекватно сформировать последнюю в качестве максимально абстрактной, годной для приобщения всех граждан в одинаковой степени. Собственно, такой разрыв и выступает показателем «эффективности» гражданского нациестроительства.

Народы России сплотились в гражданскую нацию вокруг ценностного мира русской культуры. Внедряемые западные теории, не учитывающие роль русского народа и его культуры в ее формировании, лишающие его своеобразного лика в некой оторванной от истории общности, могут быть отнесены к опасным для страны концепциям и социальным технологиям, направленным на то, чтобы «вырвать» русский стержень, скрепляющий ткань Российской цивилизации, взломать русский цивилизационный код страны.

Формальная теория гражданской нации предполагает, что универсальный культурный потенциал русского народа (на основании которого осуществляется интеграция) не будет раскрыт в ее формировании, что ведет к умалению выражения русской идентичности, не учитывает в полной мере этнокультурные интересы русской нации. Это опасная позиция, так как самочувствие русского народа во многом определяет межнациональную ситуацию в целом. Неадекватная оценка статуса русских чревата распространением синдрома социальной обиды, чем спешат воспользоваться радикалы, экстремисты и сепаратисты (см. 3.1–4).

4.4. Внедрение западных теорий гражданской нации вносит немалый «вклад» в этнополитическую фрагментацию страны. Ценностно-нейтральная, «тонкая» гражданская идентичность не в состоянии выступить объединяющим этносы началом. Абстрактная гражданская идентичность именно в силу ее абстрактности воспринимается многими этносами в ракурсе «разгосударствления», добровольного «самоустранения государства», тогда как «разгосударствление» и деполитизация должны сопутствовать деятельности этнических общностей. Абстрактная трактовка позволяет усомниться в самой сути гражданской идентификации. В ней можно увидеть достаточно искусственную и необязательную форму вторичной идентификации, противостоящую «естественной» первичной идентификации общин. «Тонкая» гражданская идентичность стимулирует мобилизацию этнических механизмов идентификации, способствует «возвышению» значения этнического фактора до политического, провоцирует переосмысление этнических идентичностей как политикообразующих. При чрезмерной политизации этнической идентичности открываются «возможности» перевода социальных проблем в политическую плоскость. Политизация этничности, провоцируемая внедрением формальных моделей гражданской нации, содействует развитию этносепаратизма, оборачивается попытками реализации на территории Российской Федерации ряда геополитических проектов в интересах отдельных зарубежных государств, этнических или религиозных сообществ, направленных на дестабилизацию общественно-политической ситуации в России вплоть до распада государства по этническому или религиозному принципу (см. 3.1; 3.2; 3.3; 3.7; 3.8; 3.9; 3.15).

4.5. Формирование российской гражданской нации подразумевает обращение к патриотизму, понимаемому именно в культурном и цивилизационном смысловом горизонте. Именно подобным образом истолкованный патриотизм является фундаментом гражданско-национального единства. Абстрактные теории гражданской нации подразумевают обращение лишь к формальному конституционному патриотизму, который отнюдь не в состоянии породить подлинное глубокое гражданско-национальное единение.

Внедрение формального конституционного патриотизма, который не в состоянии удовлетворить глубокие и искренние запросы молодежи при недостатке ее социального опыта и ряде обстоятельств, способствует обращению молодежи к национализму, радикализму и экстремизму (см. 3.2).

4.6. Формальные теории гражданской нации тесно связаны с концепцией нейтрального государства — государства, не отстаивающего видение общего блага, вырабатываемого в ходе совместных культурно-исторических практик людей, не обосновывающего своих действий на основе тех или иных исторически и культурно укорененных образов достойной жизни и не старающегося повлиять на суждения людей об их ценности.

Внедрение формальных моделей гражданской нации оборачивается утверждением принципа нейтральности государства. Государство, обретающее свою легитимность через принцип нейтральности, нацелено на воздержание от оценки и поощрения исторически сформированных традиционных ценностей и образов жизни. Тем самым оно генерирует благоприятные условия для ослабления влияния традиционных ценностей и идентичностей, вытеснения исторически вызревших традиционных жизнестроительных моделей из общественного сознания силами, разрушающими складывающуюся столетиями традиционную духовность, чем во многом объясняется незначительная роль традиционных (в том числе семейных и религиозных) ценностей в жизни современного россиянина (см. 3.6).

Нейтральное государство, не нацеленное на осуществление политики общего блага, не ставит своей задачей органично решать задачу интеграции различных этносов и конфессий, что содействует консервации межэтнической напряженности и национализма.

Внедрение модели нейтрального государства приводит к тому, что власть начинает односторонне ориентироваться на «пассивные» стратегии. Функции власти сводятся тем самым к регистрации происходящих процессов и их опеке, тогда как ее подлинное призвание — в поощрении к деятельности на общее благо страны, вовлечении сообществ в гражданско-национальную интеграцию. Конечно, стратегии вовлечения и поощрения подразумевают работу с исторически укорененными идентичностями, а не умышленно созданными социальными конструктами (мультикультурализм). «Пассивные» стратегии обусловливают ситуативную реакцию власти на вызовы и угрозы ксенофобии, национализма, экстремизма, этносепаратизма, терроризма, включая противодействие геополитическим угрозам. Ситуативная реакция, в свою очередь, способствует системному воспроизводству этих вызовов и угроз в жизни страны (см. 3.2; 3.4; 3.7; 3.9; 3.11; 3.15; 3.17).

4.7. Внедрение государством формальных теорий гражданской нации не содействует обретению общественного согласия по вопросу базовых ценностей российского общества. Воспроизведение ценностного консенсуса, который выступает основой современного развития Российской цивилизационной и гражданской общности, подразумевает, что его полагают граждане, выступающие носителями всего богатства культурного мира страны, обладающие развитым правосознанием и исторической памятью, граждане как представители правовой и культурно-исторической общности. Нынешнее согласие по вопросу базовых ценностей российского общества свободно достижимо при опоре на общий исторический опыт и культурные практики. Абстрактность понимания общего консенсуса в формальных теориях гражданской нации осложняет его выявление в силу утраты им положительного содержания. Понимание консенсуса как абстрактных, формальных конвенций открывает путь произвольному конструированию, фальсификации и замещению выражения воли граждан, самого гражданского согласия. Этим «окном возможностей» пользовались и будут пользоваться националисты, экстремисты, радикалы и террористы всех мастей. При этом они употребляются в качестве инструментов для дестабилизации общественно-политической ситуации в России в целях достижения геополитических целей других государств (см. 3.2; 3.4; 3.7; 3.9; 3.11; 3.17).

4.8. Формальная теория гражданской нации провоцирует конфликт между гражданско-национальной идентичностью и государственно-цивилизационной — пониманием России как страны-цивилизации, исторического государства. Цивилизационная идентичность России и ее традиционная государственность как «архаичные», отражающие «слабость» гражданского самосознания, противопоставляются «современной», «демократической» гражданской идентичности.

Полагание напряжения между гражданской и государственно-цивилизационной идентичностью увеличивает риски превращения России в зону конфликта идентичностей, провоцирует идентификационный кризис российского общества, препятствует обретению консенсуса по вопросу о его базовых ценностях (см. 3.6). Идею перестройки России по образцу западной гражданской нации при освобождении ее от «бремени» исторической государственности взяли на вооружение национал-сепаратисты, представители неолиберальной оппозиции, мечтающие об организации «русского Майдана». Идея перестройки России по образцу западной модели гражданской нации в настоящее время стала одним из наиболее вероятных концептуальных инструментов сценария «цветной революции» в стране. Таким образом, продвижение западных моделей гражданской нации в России связано с попытками реализации на территории Российской Федерации геополитических проектов в интересах зарубежных государств, направленных на дестабилизацию общественно-политической ситуации в России вплоть до распада государства по этническому принципу (см. 3.7).

4.9. Мультикультурализм — неотъемлемая составная часть формальных подходов к строительству гражданской нации. Формальные трактовки гражданской нации наполняются мультикультуралистским содержанием.

Существенный «след» мультикультурализма в национальной политике состоит в игнорировании значения русской культуры как начала, объединяющего народы страны, начала, способствующего сохранению и раскрытию во всей полноте этнокультурного многообразия России, что содействует отчуждению русского народа от государства, его сложному социокультурному самочувствию, неудовлетворенности его этнокультурных потребностей, распространению сомнений в целесообразности существования российской нации как таковой, провоцирует рост националистических настроений (см. 3.1; 3.3; 3.4; 3.8; 3.10). Мультикультурализм может быть отнесен к опасным для страны концепциям и социальным технологиям, направленным на то, чтобы «вырвать» русский стержень, скрепляющий ткань Российской цивилизации, взломать русский цивилизационный код страны.

4.10. Сторонники мультикультурализма целеустремленно стараются «вдохновить» власть идеей искусственного взращивания, произвольного тиражирования «этнокультурного многообразия». Внедрение мультикультурализма приводит к тому, что искаженно трактуемое содействие этнокультурному многообразию народов России (в смысле поощрения искусственного конструирования многообразия в социальных тканях) приходит в противоречие с задачами укрепления единства многонационального народа Российской Федерации. Государство, усвоившее «политику идентичности», основанную на искусственном конструировании «многообразия», не укорененного в исторических формах жизни, содействует ослаблению исторически вызревшего гражданско-национального единства (см. 3.1; 3.8).

Мультикультуралистские подходы безосновательно рассматривают любые социальные группы как этнокультурные, не обладая разработанными принципами и методами верификации их соответствия исторически сложившимся этнокультурным общностям. Фактически любое социальное объединение имеет право интерпретировать свою деятельность как программу этнокультурного развития. Государство, усвоившее подобные подходы, может участвовать в опеке групп, нацеленных в стратегической перспективе на сепаратизм, этнонационализм, ксенофобию, межэтническую нетерпимость, экстремизм (см. 3.2; 3.4; 3.7; 3.9; 3.11; 3.17).

4.11. Мультикультурализм описывает общество как расколотое на изолированные общины, пытающиеся обрести взаимопонимание. В данном смысловом ключе этническая конфликтность, межэтническая напряженность, нетолерантность на полиэтничных территориях и т. д. предстают как «самоочевидные» вещи. Мультикультуралистские категории описания социальной реальности обладают большим негативным потенциалом. При государственном внедрении мультикультурализма они служат легализации конфликтных практик, играют провоцирующую роль в разжигании межнациональных конфликтов. Описание национальной жизни в России через призму мультикультуралистских схем содействует «нарабатыванию» взрывоопасного потенциала в сфере национальных отношений (см. 3.2; 3.4; 3.7; 3.9; 3.11; 3.15; 3.17).

Мультикультурализм сводит социальное пространство к миру разделенных сообществ, принципиально сориентированных на отдаление друг от друга. Внедрение мультикультурализма оборачивается тиражированием «разорванного» образа русского народа, взгляда на него как множество сообществ, которые не способны найти общий язык друг с другом, что способствует формированию его сложного социокультурного самочувствия (см. 3.3; 3.10).

Не содействуя полноценному включению в общую социально-политическую жизнь (представления о которой оказываются размытыми), мультикультурализм в национальной политике провоцирует развитие клановости, сепаратизма, зоологического национализма, религиозного и политического экстремизма. Очевидно, мир замкнутых общин при его длительной искусственной консервации может превратиться в пространство с альтернативными государству системами управления. Внедрение мультикультурализма приводит к недопустимой политизации этнических начал, их диктату над государственной деятельностью, политизации этнического сознания в ущерб общегражданской солидарности (см. 3.2; 3.7; 3.9; 3.11; 3.15; 3.17).

Внедрение мультикультурализма в России сопровождается бездумным копированием политики аффирмативного действия, положительной (компенсирующей) дискриминации. Если на определенных этапах развития США и некоторых стран Запада такая политика и имела смысл как своеобразная компенсация угнетения ранее колонизируемых народов, то в России она оборачивается навязыванием обществу исторически неоправданных, идущих вразрез со всей многовековой историей страны образов культуры большинства — как связанной с угнетателями и меньшинств — как угнетаемых, что является искажением самой сути российского историко-культурного процесса. Копирование позитивной дискриминации приводит к искусственному нагнетанию ложных чувств национальной ущемленности и исключительности, которые зачастую направляются по пути поиска врага среди других народов (см. 3.2; 3.9; 3.11; 3.15; 3.17). Внедрение позитивной дискриминации содействует формированию сложного социокультурного самочувствия русского народа на фоне этнической мобилизации других этнических сообществ, сохранению (при высоком российском стандарте защиты языковых и культурных прав народов России) неудовлетворенности в среде отдельных народов уровнем обеспечения их культурно-языковых прав (см. 3.3; 3.14).

Мультикультурализм в государственной национальной политике способствует росту числа внешних трудовых мигрантов и их низкой социокультурной адаптации к условиям принимающего сообщества. Он содействует усилению негативного влияния внутренней миграции на состояние межэтнических и межрелигиозных отношений в субъектах Российской Федерации (см. 3.12; 3.16).

4.12. Если национальная политика не подразумевает всенационального сотрудничества народов России в русской культуре, а лишь трактуемое в значении мультикультурализма содействие «этнокультурному многообразию», то это закономерно приводит к утрате ее единства, недостаточной координации в силу принципиальной невостребованности целостности и координации (см. 3.13).

Основанные на мультикультурализме модели национальной политики предполагают ее максимальную смысловую и организационную децентрацию, разъединение регионального и федерального уровней, отсутствие единых принципов и стандартов работы экспертного сообщества, на основании оценок которого должны приниматься стратегические решения, что оборачивается различным пониманием путей формирования общегражданской идентичности в субъектах Российской Федерации, отсутствием четко выраженных концептуальных подходов к реализации государственной национальной политики. При этом ресурсы федерального бюджета, направляемые в субъекты Федерации, не обеспечивают реализацию объединительных процессов регионального и общероссийского масштаба (см. 3.13).

В ходе анализа удалось установить, что последствия внедрения западных программ конструирования гражданской нации совпадают с ключевыми проблемами в сфере состояния межнациональных отношений в современной России. Приходится констатировать, что внедрение западных подходов становится конфликтообразующим фактором общественно-государственной жизни страны.

5. Итоги

Ключевые проблемы в сфере состояния межнациональных отношений в современной России носят настолько существенный характер, что правомочно поставить вопрос о выявлении тех концептуальных подходов в государственной политике, которые оказались не в состоянии обеспечить сильную национально-гражданскую идентичность и межнациональное согласие в российском обществе.

К сожалению, приходится констатировать, что представителями экспертного сообщества России навязывались и продолжают навязываться обществу и государству повсеместно скомпрометировавшие себя, разработанные на Западе, не укорененные в российском культурно-историческом опыте, неорганичные для России теории и практики гражданского нациестроительства. В таком случае образ российской нации заведомо искажается по западным лекалам, утрачивая характерное для российского культурно-исторического пути содержание, что означает фальсификацию гражданского нациестроительства.

Внедрение западных подходов не соответствует президентской модели национальной политики, так как связано с грубыми заимствованиями, механическим копированием противоречивых западных теорий и опыта конца XX — начала XXI столетия, представляет собой попытку цивилизовать Россию извне, что не может быть принято большинством народа, видящем в суверенитете фундаментальную ценность. Западные теории и практики нациестроительства противоречат стержневым принципам президентской концепции государственной национальной политики. Они соответствуют подходам, теориям и практикам, которые обозначены президентом как несовместимые с национальной политикой.

Внедрение западных, неорганичных для России моделей нациестроительства в общественно-государственную жизнь страны:

— содействует ослаблению исторически вызревшего гражданско-национального единства, оборачивается формированием слабой общероссийской гражданской идентичности при все большей значимости этнической и религиозной самоидентификации;

— затрудняет обретение общественного согласия по вопросу базовых ценностей российского общества, провоцирует его идентификационный кризис, увеличивает риски превращения России в пространство конфликта идентичностей;

— приводит к замещению соработничества общества и государства подчинением государства влиянию узких экспертных групп, что становится неблагоприятным фактором для партнерских взаимоотношений между общественными объединениями и государственными структурами, не содействует вовлечению в работу по выработке и реализации национальной политики институтов гражданского общества, блокирует созидательную активность неправительственных организаций, разрушает общественно-государственный консенсус;

— не способствует раскрытию универсального культурного потенциала русского народа, на основании которого осуществляется гражданская и цивилизационная интеграция, что ведет к умалению выражения русской идентичности, сложному социокультурному самочувствию русского народа на фоне этнической мобилизации других этнических сообществ и роста числа мигрантов, неудовлетворенности его этнокультурных потребностей, росту националистических настроений в среде русской молодежи, а также осложняет межнациональную ситуацию в целом, так как самочувствие русского народа во многом ее определяет;

— генерирует благоприятные условия для ослабления влияния традиционных ценностей и идентичностей, вытеснения исторически вызревших традиционных жизнестроительных моделей из общественного пространства силами, разрушающими складывающуюся столетиями традиционную духовность;

— способствует недопустимой политизации этнических начал в ущерб общегражданской солидарности, их диктату над государственной деятельностью, формированию этнополитического и религиозно-политического радикализма и экстремизма, в том числе в молодежной среде;

— содействует росту националистических настроений в среде различных этнических общностей;

— ведет к сохранению (при высоком российском стандарте защиты языковых и культурных прав народов России) неудовлетворенности в среде отдельных народов уровнем обеспечения их культурно-языковых прав;

— приводит к тому, что искаженно трактуемое и воплощаемое содействие этнокультурному многообразию народов России (в смысле поощрения искусственного конструирования многообразия в социальных тканях) приходит в противоречие с задачами укрепления единства многонационального народа Российской Федерации;

— способствует росту числа внешних трудовых мигрантов и их низкой социокультурной адаптации к условиям принимающего сообщества, усилению негативного влияния внутренней миграции на состояние межэтнических и межрелигиозных отношений в субъектах Российской Федерации;

— приводит к утрате единства и целостности национальной политики, ее недостаточной координации, отсутствию единых принципов и стандартов работы экспертного сообщества, на основании оценок которого должны приниматься стратегические решения;

— приводит к тому, что ресурсы федерального бюджета, направляемые в субъекты Федерации, не обеспечивают реализацию объединительных процессов регионального и общероссийского масштаба;

— обусловливает ситуативную реакцию власти на вызовы и угрозы ксенофобии, национализма, экстремизма, этносепаратизма, терроризма, включая противодействие геополитическим угрозам;

— способствует развитию субъективизма в моральных суждениях, разрыву социальных связей, отрыву от культурно-исторических корней, ценностному релятивизму, переходящему в правовой нигилизм, утрате устойчивой идентичности, что делает человека легко подверженным манипуляции со стороны разного рода националистов и экстремистов;

— открывает путь произвольному конструированию, фальсификации и замещению гражданского согласия;

— приводит к формированию благоприятных условий для попыток реализации на территории Российской Федерации ряда геополитических проектов в интересах отдельных зарубежных государств, этнических или религиозных сообществ, направленных на дестабилизацию общественно-политической ситуации в России вплоть до распада государства по этническому или религиозному принципу. Идею перестройки России по образцу западной гражданской нации (при освобождении ее от «бремени» исторической государственности) взяли на вооружение национал-сепаратисты, представители ультралиберальной оппозиции, мечтающие об организации «русского Майдана». Данная идея в настоящее время стала одним из наиболее вероятных концептуальных инструментов сценария «цветной революции» в стране.

В ходе анализа удалось установить, что внедрение западных программ конструирования гражданской нации становится конфликтообразующим фактором общественно-государственной жизни страны. Последствия внедрения западных подходов совпадают с ключевыми проблемами в сфере состояния межнациональных отношений в современной России (согласно докладу «О мерах по укреплению межнационального согласия в российском обществе», представленному рабочей группой на заседании Президиума Государственного Совета РФ (11 февраля 2011 г., Уфа), Федеральной целевой программе «Укрепление единства российской нации и этнокультурное развитие народов России», Указу Президента РФ от 19 декабря 2012 года № 1666 «О Стратегии государственной национальной политики Российской Федерации на период до 2025 года». Совпадение последствий внедрения западных подходов и существенных проблем в сфере состояния межнациональных

1Данный текст является продолжением работы Посадского А. В. Русский вопрос: Россия как нация и цивилизация в условиях идеологических вызовов современности // Метапарадигма. Вып. 8. 2016.

 

2См.: Wescott R. W. Comparing Civilizations: An Unconsensual View of Culture-History. Atherton, 2000.

 

3Менделеев Д. И. К познанию России. М., 2002. С. 180.

 

4Ключевский В. О. Сочинения в 9 томах. М., 1987. Т. 1. С. 46.

 

5Там же.

 

6Менделеев Д. И. К познанию России. М., 2002. С. 181–182.

 

7Там же. С. 276–277.

 

8Вернадский В. И. Публицистические статьи. М., 1995. С. 63–64, 246.

 

9Вернадский В. И. О науке. Т. 11. СПб., 2002. С. 64.

 

10Бицилли П. Трагедия русской культуры. Современные записки. LIII. 1933. С. 298–299.

 

11См.: GibbоЕ. The History of the decline and fall of the Roman Empire. Vol. 1–7. L., 1776–1788.

 

12См.: Леонардо Бруни Аретино (1369–1444): Вruni L. (Aretino) Historiarum Florentini populi libri duodecim, Ditta di Castello, 1927; Флавио Бьондо. Historiarum аb inclinatione Romanorum imperiae Decades III. Roma, 1483.

 

13См.: Heisenberg А. Staat u. Gesellschaft des byzantinischen Reiches. «Kultur der Gegenwart», 2 Aufl., Leipzig, 1923; Острогорский Г. Отношения церкви и государства в Византии. «Seminarium Kondakovianum», IV, 1931; Charanis P. On the Social Structure of the Later Roman Empire, «Byzantion». Vol. XVII, 1944–1945; Darko E. Le rôle des peuples nomades cavaliers dans la transformation de l’empire romain aux premiers siecles du moyen âge, «Byzantion». Vol. XVIII, 1946–1948; Byzantium. An introduction to East Roman civilization, ed. by N. H. Baylies and H. St. L. B. Moss, Oxford, 1949.

 

14См.: Demougeot Е. De l’unite а lа division de l’Empire romain (395–410). Paris, 1951; Rouillard G. La vie rurale dans l’Empire byzantin. Paris, 1953.

 

15См.: Bury J. B. History of the Later Roman Empire from Arcadius to Irene (395–800). 2 vols. L., 1889; Bury J. B. History of the Eastern Roman Empire from the Fall of Irene to the Accession of Basil I (802–867). L., 1912. См. также: Dagron G. La romanite chretienne en Orient. Heritages et mutation. L.: Variorum Reprints, 1984.

 

16См.: Geanakoplos D. T. Byzantine East and Latin West: two Worlds of Christendom in Middle Ages and Renaissance. Oxford, 1966.

 

17См.: Stein E. Histoire du Bas-Empire. Vol. II, Paris – Bruxelles – Amsterdam, 1949.

 

18См.: Hussey J. M. The Byzantine World. London, 1957; Winkelmann F., Gomolka-Fuchs G. Frühbyzantinische Kultur. Leipzig, 1987; Ducellier A. Les Byzantins — Histoire et culture. P., 1988; Каплан М. Византия. М., 2011. См. также работы СпВриониса: Byzantium. The Social Basis of Decline in the Eleventh Century. Greek, Roman and Byzantine Studies, 11, 1959; Byzantium its internal history and гelations with the Muslim World. L., 1971. См.: E. Stein. Histoire du Bas-Empire. Vol. II, Paris – Bruxelles – Amsterdam, 1949.

 

19См.: Otto W. Kulturgeschichte des Altertums. München, 1925; Диль Ш. Основные проблемы византийской истории. М., 1947.

 

20См.: Грегуар А. Византийская церковь (С. 86–135) в сборнике: Byzantium, An Introduction to East Rome Civilization, edited by Norman H. Baynes and W. St. L. B. Moss, Oxford, At the Clarendon Press, 1948.

 

21См. там же работы Н. Бэйнза, Ш. Диля и А. Грегуара. О том, что церковная жизнь Византии не строилась на основании принципов цезарепапизма и церковь не отделяла себя от общества, см.: Geanakoplos D. T. Byzantine East and Latin West: two Worlds of Christendom in Middle Ages and Renaissance. Oxford, 1966; Браунворт Л. Забытая Византия, которая спасла Запад. М., 2012.

 

22См.: Seston W. Diocletian et la tetrarchie, Paris, 1946; Holsapple L. B. Constantine the Great, New York, 1942; Hunger H. Reich der neuen Mitte. Der christliche Geist der byzantinischen Kultur. Graz, Wien, Köln, 1965.

 

2323См.: Jenkins R. Byzantium: The Imperial Centuries. A. D. 610 — to 1071. London, 1966.

 

24См.: Ducellier A. Les Byzantins — Histoire et culture. P., 1988.

 

25См.: Winkelmann F., Gomolka-Fuchs G. Frühbyzantinische Kultur. Leipzig, 1987.

 

26См.: Frank Thiess. Die griechischen Kaiser. Die Geburt Europas. Hamburg/Wien, 1959.

 

27См. работы Н. Бэйнза, Ш. Диля и А. Грегуара. О том, что церковная жизнь Византии не строилась на основании принципов цезарепапизма и церковь не отделяла себя от общества, см.: Geanakoplos D. T. Byzantine East and Latin West: two Worlds of Christendom in Middle Ages and Renaissance. Oxford, 1966; Браунворт Л. Забытая Византия, которая спасла Запад. М., 2012.

 

28См.: Ducellier A. Les Byzantins — Histoire et culture. P., 1988; Dagron G. La românite chrétienne en Orient. Heritages et mutation. L.: Reprints, 1984; а также см.: Byzantium, An Introduction to East Rome Civilization, edited by Norman H. Baynes and W. St. L. B. Moss, Oxford, At the Clarendon Press, 1948; Поль Лемерль. Первый византийский гуманизм. Замечания и заметки об образовании и культуре в Византии от начала до X века. СПб., 2012.

 

29См.: Браунворт Л. Забытая Византия, которая спасла Запад. М., 2012; Поль Лемерль. Первый византийский гуманизм. Замечания и заметки об образовании и культуре в Византии от начала до X века. СПб., 2012.

 

30См.: Гийу А. Византийская цивилизация. Екатеринбург, 2005.

 

31См. работы родоначальника французского византиноведения А. Рамбо: L‘Empire grec au dixieme siecle. Constantin Porphyrogenete. Paris, 1870, Etudes sur l‘histoire byzantine. Paris, 1912.

 

32См.: Энслин В. Император и имперская администрация (С. 268–307) в сборнике: Byzantium. An Introduction to East Rome Civilization, edited by Norman H. Baynes and W. St. L. B. Moss, Oxford, At the Clarendon Press, 1948.

 

33См.: Rambaud A. Etudes sur l’histoire byzantine, Paris, 1912; Bréhier L. Vie et mort de Byzance, Paris, 1947.

 

34 См.: Karayannopulos I. Das Finanzwesen des frühbyzantinischen Staates. München, 1958.

 

35Bréhier Louis. Le Monde byzantin, Paris. 1947–50 (3 Volumes).

 

36См.: Paillard À. Histoire de la transmission du pouvoir imperial à Rome et à Constantinople, Paris, 1875.

 

37См.: Ensslin W. Der Kaiser in der Spatantike, «Historische Zeitschrift», Вd. 7, 1954; Karayannopulos J., Der fruhbyzantinische Kaiser, «Byzantinische Zeitschrift», Bd. 49, 1956; Diehl Ch. Le Senat et le Peuple Byzantin au VII et VIII siecles, «Byzantion». Vol. 1, 1924; Brehier L. La civilisation byzantine, Paris, 1950. См. работу РГийана: Recherches sur les institutions byzantines. Vol. I–II. Amsterdam, 1967. См.: Matschke K.-P., Tinnefeld F. Die Gesellschaft im späten Byzanz: Gruppen, Strukturen und Lebensformen. Köln; Weimar; Wien, 2001.

 

38См.: Bury J. B. The Constitution of the Later Roman Empire. L., 1910; Bury J. B. The Imperial Administгative System in the Ninth Century. L., 1911.

 

39См.: Ostrogorsky G. Geschichte des Byzantinischen Staates. Munchen, 1940.

 

40См.: Браунворт Л. Забытая Византия, которая спасла Запад. М., 2012.

 

41См. работу американского профессора Дж. Ла Монта: La Monte J. L. The World of the Middle Ages, New York, 1949.

 

42См.: Byzantion XVI. Vol. 2 (1942/3), Book Reviews; Ostrogorsky G. Geschichte des Byzantinischen Staates. München, Beck, 1940.

 

43См.: Karayannopulos I. Das Finanzwesen des frühbyzantinischen Staates. München, 1958.

 

44См.: Karayannopulos I. Das Finanzwesen des frühbyzantinischen Staates. München, 1958.

 

45См.: Bréhier Louis. Le Monde byzantin, Paris 1947–50 (3 Volumes). См. также: Андреадис А. Общественные финансы: монетная система, общественные расходы, бюджет, общественные доходы (С. 71–85) в сборнике: Byzantium, An Introduction to East Rome Civilization, edited by Norman H. Baynes and W. St. L. B. Moss, Oxford, At the Clarendon Press, 1948.

 

46См.: Браунворт Л. Забытая Византия, которая спасла Запад. М., 2012. См. также 5.

 

47См.: Мосс Г. Очерк истории Византийской империи (С. 1–32) в сборнике: Byzantium, An Introduction to East Rome Civilization, edited by Norman H. Baynes and W. St. L. B. Moss, Oxford, At the Clarendon Press, 1948.

 

48См.: Ducellier A. Les Byzantins — Histoire et culture. P., 1988.

 

49См.: Obolensky D. The Byzantine Commonwealth. Eastern Europe, 500–1453. London, Weidenfeld and Nicolson, 1971.

 

50См.: La Monte J. L. The World of the Middle Ages, New York, 1949.

 

51См.: Geanakoplos D. T. Byzantine East and Latin West: two Worlds of Christendom in Middle Ages and Renaissance. Oxford, 1966.

 

52См.: Jack Lindsay. Byzantium into Europe. London, 1952.

 

53Грановский ТН. Собрание сочинений. М., 1900. С. 378. См.: Бороздин И. Н. Т. Н. Грановский и вопросы истории Византии // Византийский Временник. Т. XI, 1956. С. 272–278.

 

54См.: Кулаковский Ю. А. История Византии. Т. I. СПб., 2003. С. 51.

 

55См.: Кулаковский Ю. А. История Византии. Т. I. СПб., 2003. С. 62–64.

 

56Успенский Ф. И. История Византийской империи. Т. 1. СПб.: Брокгауз-Эфрон, 1913. С. XIV.

 

57См.: Успенский Ф. И. История Византийской империи. Т. 1. СПб.: Брокгауз-Эфрон, 1913. С. 39.

 

58См.: Успенский Ф. И. История Византийской империи. Т. 1. СПб.: Брокгауз-Эфрон. 1913. См., например: С. 261.

 

59См.: Успенский Ф. И. История Византийской империи. Т. 1. СПб.: Брокгауз-Эфрон. 1913. С. 40.

 

60Успенский Ф. И. История Византийской империи. Т. 1. СПб.: Брокгауз-Эфрон. 1913. С. 39.

 

61Там же. С. 13–15.

 

62См.: Грановский Т. Н. Собрание сочинений. М., 1900. С. 377–378. См.: Бороздин И. Н. Т. Н. Грановский и вопросы истории Византии // Византийский Временник. Т. XI. 1956. С. 272–278.

 

63См.: Успенский Ф. И. История Византийской империи. Т. 1. СПб.: Брокгауз-Эфрон. 1913. С. 43.

 

64См.: Успенский Ф. И. История Византийской империи. Т. 1. СПб.: Брокгауз-Эфрон. 1913. С. 41.

 

65См.: Успенский Ф. И. История византийской империи: Отдел VI–VIII. Восточный вопрос. М., 1997. С. 814.

 

66Тураев Б. А. История Древнего Востока. Т. 1. Л.: Социально-экономическое издательство. 1936. С. 4–5.

 

67История средних веков. В 2 томах. Т. I: Учеб. для вузов по спец. «История» / Л. М. Брагина, Е. В. Гутнова, С. П. Карпов и др.; Под ред. З. В. Удальцовой и С. П. Карпова. М.: Высш. шк., 1990. Глава 22. Культура Византии IV–XV вв. (З. В. Удальцова). С. 462.

 

68См.: Самодурова З. Г. З. В. Удальцова: Творческий путь. Византийский временник. Т. 49. 1988. С. 3–12; Удальцова З. В. Некоторые нерешенные проблемы истории византийской культуры. ВВ., Т. 41. 1980. С. 54–56; Удальцова З. В. Заключение. Основные направления развития византийской культуры IV — первой половины VII в. // Культура Византии IV — первая половина VII в. Ответственный редактор член-корреспондент АН СССР З. В. Удальцова. М., 1984. С. 668–685.

 

69История средних веков. В 2 томах. Т. I: Учеб. / Под ред. С. П. Карпова. М., 2008. С. 614.

 

70См.: Лосев А. Ф. Очерки античного символизма и мифологии. М.: Мысль, 1993; Он же. Владимир Соловьев и его время. М.: Молодая гвардия, 2000.

 

71См.: Лосев А. Ф. Очерки античного символизма и мифологии. М.: Мысль, 1993; Он же. Владимир Соловьев и его время. М.: Молодая гвардия, 2000.

 

72Булгаков С. Война и русское самосознание. М., 1915. С. 32–33.

 

73Там же. С. 33.

 

74Булгаков С. Н. Война и русское самосознание. М., 1915. С. 33.

 

75См.: Лотман Ю. М. Проблема византийского влияния на русскую культуру в типологическом освещении // Ю. М. Лотман. Избранные статьи. Т. 1. Статьи по семиотике и типологии культуры. Таллин, 1992. С. 121–129.

 

76Лотман Ю. М. Проблема византийского влияния на русскую культуру в типологическом освещении // Ю. М. Лотман. Избранные статьи. Т. 1. Статьи по семиотике и типологии культуры. Таллин, 1992. С. 126.

 

77Там же. С. 127.

 

78Литаврин Г. Г. Византия, Болгария, Древняя Русь (IХ — начало XII в.). СПб., 2000. С. 300.

 

79Культура Византии XIII — первая половина XV в. М., 1991. С. 607.

 

80См.: Литаврин Г. Г. Византия, Болгария, Древняя Русь (IХ – начало XII в.). СПб., 2000. С. 303, 304, 357, 358.

 

81Плодотворность соединения этих подходов была продемонстрирована Дмитрием Оболенским. См.: Византийское Содружество Наций. Шесть византийских портретов. М., 1998 (Особо см. Предисловие: С. 11–12); Dimitri Obolensky. Medieval Russian Culture in the Writings of D. S. Likhachev // Oxford Slavonic Papers. New Series. Vol. IX. 1976.

 

82Лихачев Д. С. Развитие русской литературы X–XVII веков. СПб.: Наука, 1999. С. 21–22.

 

83Там же. С. 32.

 

84См.: Панченко А. М. О русской истории и культуре. СПб., 2000.

 

85Панченко А. М. Русская история и культура: Работы разных лет. СПб., 1999. С. 387.

 

86Владимир Путин. Россия: национальный вопрос. Независимая газета. 23.01.2012.

 

87Там же.

 

88Там же.

 

89Выступление Владимира Путина на заседании клуба «Валдай». 19.09.2013.

 

90Владимир Путин. Россия: национальный вопрос. Независимая газета. 23.01.2012.

 

91Там же.

 

92Послание Президента РФ В. В. Путина Федеральному Собранию от 12.12.2012.

 

93Владимир Путин. Россия: национальный вопрос. Независимая газета. 23.01.2012.

 

94Выступление Владимира Путина на заседании клуба «Валдай». 19.09.2013.

 

95Там же.

 

96Владимир Путин. Россия: национальный вопрос. Независимая газета. 23.01.2012.

 

97Послание Президента РФ В. В. Путина Федеральному Собранию от 12.12.2013.

 

98Там же.

 

99Владимир Путин. Россия: национальный вопрос. Независимая газета. 23.01.2012.

 

100Там же.

 

101Там же.

 

102Послание Президента РФ В. В. Путина Федеральному Собранию от 12.12.2013.

 

103Там же.

 

104Выступление Владимира Путина на заседании клуба «Валдай». 19.09.2013.

 

105Послание Президента РФ В. В. Путина Федеральному Собранию от 12.12.2013.

 

106Послание Президента РФ В. В. Путина Федеральному Собранию от 12.12.2013.