Посадский А.В., Посадский С.В.
В 2018 году исполнилось 90 лет со дня кончины великого русского византиниста Федора Ивановича Успенского (1845 – 1928).
Ф.И.Успенский считал, что «утверждение знаний о Византии и выяснение наших к ней отношений в высшей степени обязательно для русского ученого и не менее полезно как для образования, так и для направления на верный путь русского политического и национального самосознания» (1).
Ф. И. Успенский видел в Византии очаг и светоч просвещения, источник всемирного цивилизующего воздействия. Под византинизмом он понимал начала, организующие историческую жизнь Византийского государства. Речь идет о началах, которые привели к постепенному преобразованию Римской империи в Византийскую (2). Он говорил также о византинизме как о созданном народами Европы и Азии своеобразном культурном типе (3).
Обе трактовки византинизма у Ф. И. Успенского глубоко взаимосвязаны. Начала, организующие историческую жизнь византийского государства, являются и началами, формирующими своеобразие византийского культурного типа, поскольку, говоря современным языком, Византия была государством-цивилизацией, государством, воплощающим целостную культурно-цивилизационную парадигму. Начала, организующие государственную жизнь Византии, гармонично переплетаются с началами ее культурной жизни.
На взгляд Ф. И. Успенского, византинизму как типу культуры свойственны начала православной духовности. Эти начала, будучи духовно-универсальными, привели к формированию многонародной православной империи.
Ученый считает, что византинизм складывается в итоге влияний восточных и эллинской культур на романизм. Их результатом стала постепенная замена латинского языка на греческий, а также формирование своеобразного характера развития культуры в целом, включающей в качестве неотъемлемой составляющей восточные культурные предания и образцы (4). «На Востоке романизм встретился со старыми культурами: иудейской, персидской и эллинской, которые не только оказали ему значительное противодействие, но, в свою очередь, имели на него разнообразные влияния. На почве римской администрации и правовых римских воззрений появляются наслоения и придатки особого рода…», – отмечал Ф. И. Успенский (5). Следуя его взглядам, византинизму как культурному типу свойственно сложное взаимовлияние многообразных культурных традиций Азии и Европы. Эти традиции сохраняли свою самобытность, преемственное и непрерывное развитие, взаимопроникали и синтезировались на пространстве империи.
Следуя Ф. И. Успенскому, на развитие Византии повлияла славянская иммиграция. Она повлекла реформы в социальной, экономической, военной системах. Славянская мирная колонизация принесла свободные общинные порядки, ставшие опорой византийской монархии. Тем самым проникновение славян серьезно затронуло общественно-государственные отношения внутри империи. Фактор славянской мирной колонизации способствовал утверждению Византии как народной монархии, народного государства, созидающегося вольным почином суверенного народа, что также сделалось сущностной характеристикой начал византинизма.
«Задача обновления древней империи принятием новых народов разрешилась на Востоке гораздо благоприятнее, чем на Западе. В этом отношении главнейше имеется в виду славянская колонизация. Византийская империя не только нашла способ воспринять в себя новые этнографические элементы, т. е. поставить варваров в такое положение, в котором бы они с наибольшей пользой служили целям империи, но еще представила опыт согласования романизма и эллинизма с началами, воспринятыми от новых народов», – писал ученый (6).
Византия не разрушила социокультурные основания жизни славян, как не делала этого и по отношению к другим народам. Она не обрывала преемственность их социокультурного бытия, а органически согласовывала их жизнь с собственными цивилизациоными принципами.
Следуя ученому, Византия признавала за всеми народами право на культурное наследие. Вот как характеризует Ф.И.Успенский личность и деятельность византийского патриарха Фотия: «Ни один патриарх не достигал такой силы и могущества и не пользовался таким почетом, как Фотий… Что во главе церковной администрации в период, отмеченный величайшими событиями в славянской истории, стоял не выразитель узко понятого национального эллинского принципа, а человек обширного ума и политического образования, который мог оценить значение этнографического переворота, происшедшего в империи, и признавал за всеми варварскими народами право на христианское и культурное наследие, – в этом нельзя не усматривать высочайшего блага для народов, начавших политическое и церковное развитие именно в этот знаменательный период времени. Доказательства высокой исторической миссии Фотия здесь налицо, но здесь же следует усматривать признаки средневекового византинизма в его идеальном значении»(7). Историческая миссия Фотия раскрывает суть византинизма – признание за всеми народами права на культурное наследие.
Если исходить из идей Ф. И. Успенского, то своеобразие Византии как государственно-культурной формы было связано с началами православной духовности, повлекшими оформление многонародной империи, началами культурного универсализма (проистекающими из православия), превратившими империю в пространство сочетания многообразных традиций Европы и Азии. Своеобразие Византии определялось народным характером сложения государственности, а также воплощением целостных стратегий сохранения самобытности и преемственного развития культурных организмов, вошедших в состав империи. Культурно-государственная жизнь Византии зиждилась на началах народности и культурного континуитета. Величие и мировое предназначение Византии заключалось в том, что она утверждала право на культурное наследие в глобальных масштабах. Фактически речь идет о византийской модели глобализации, зиждущейся на признании культурных прав человека.
Ф. И. Успенский отмечает отсутствие органической связи между Византией и народами Западной Европы. «Таковы отношения, которые существовали между Византией и Западной Европой. Первая была рассадником культуры, а вместе с тем и предметом разного рода хищений и мирных заимствований, тогда как западноевропейские народы платили ей лишь завистью, недоброжелательством и жестокостями. Не то нужно сказать об отношениях Византии к Восточной Европе и к славянам», – небезосновательно замечает он (8). На его взгляд, византинизм стал организующим началом исторического процесса, принципом исторической жизни и идеалом развития славянского мира. Это сделалось возможным посредством особого, органического характера византийско-славянских отношений (9).
Нельзя не согласиться с Ф. И. Успенским: гармоничное и тесное взаимодействие Византии со славянами привело к превращению византинизма в организующее начало исторического развития славянского мира. Православная духовность, культурный универсализм, стратегии сохранения культурной самобытности и преемственности духовного развития народов, всенародный характер формирования государственной системы, стратегия глобализация на основании утверждения культурных прав человека сделались атрибутами России как преемницы Византии.
Немаловажное значение имеет евразийский тезис Ф. И. Успенского о Российской империи как восточном государстве (10). На взгляд ученого, включающая огромные восточные регионы Российская империя предстает как восточное государство. С его позиции, расширение России на восток обусловлено усвоением византийского наследия. Византия культурно и территориально вбирала в себя восточные пространства. Тем самым, Россия наследует и развивает византийский путь государственного строительства.
Думается, в настоящее время чрезвычайно актуальна концепция идеального значения византизма Ф.И. Успенского. Византийская глобализация – глобализация, утверждающая значение культурных прав человека в качестве неотъемлемых атрибутов бытия личности как субъекта культурного творчества. Речь идет об утверждении права на культурное наследие и своеобразие, права на идентичность, права на творческое освоение и продолжение традиций. Речь идет об утверждении права на самобытное культурное развитие.
Будучи историческим выразителем и распространителем возвышенной идеи культурных прав человека, Византия осуществляла глобализацию исходя из принципов культурной справедливости. Имеется ввиду глобализация в пространстве которой субъекты культурного права в виде отдельных людей, стран и народов обретают наиболее благоприятные условия для осуществления культурного творчества, где создается предельно благоприятная среда для культурного самовыражения человека, стран, народов и цивилизаций.
Опираясь на подход отечественного мыслителя, возможно усмотреть в византинизме культурную метаэпистему, выступающую контекстом формирования различных культурных эпистем.
Можно говорить и о глобальной ценностной суперсистеме, формирующей культуротворческие, культуросберегающие принципы как таковые и тем самым содействующей сохранению и развитию различных культурных миров.
Речь идет о содействии образованию глобального пространства жизнетворчества, способствующего оформлению и сбережению культурных эпистем, традиций и идентичностей. Это пространство ценностного производства и познания, которое можно назвать культурой культур. Как таковое оно стало во многом определяющим развитие духовного лика Евразии – Евразии ценностей и традиций, культурной Евразии, вбирающей миры Азии и Европы. Как таковому ему присущи глобальные культуротворческие и культуросберегающие стратегии.
Инициированная Византией модель глобализации, зиждущаяся на принципах культурной справедливости, соблюдении культурных прав человека была органически продолжена Россией. Такая глобализация всегда была и будет альтернативной по отношению к декультурирующим сценариям глобализма (откуда бы они ни исходили), отчуждающим человечество от его естественных культурных прав.
Примечания
- Успенский Ф. И. История Византийской империи. СПб.: Брокгауз-Эфрон, 1913. Т. 1. С. XIV
- Там же. С. 39
- Там же. См., например, с. 261
- Там же. С. 40
- Там же. С. 39
- Там же. С. 14–15. См. также с. 13
- См.: https://azbyka.ru/otechnik/Fedor_Uspenskij/istorija-vizantijskoj-imperii-tom3-uspenskij/1_2
- Успенский Ф. И. История Византийской империи. С. 43.
- Там же. С. 41.
- Успенский Ф. И. История Византийской империи: Отдел VI–VIII. Восточный вопрос. М., 1997. С. 814.